До сомалийца неожиданно дошло, что палец его все еще давит на спусковой крючок, но выстрелов нет. Он выдернул магазин, тот был пуст. «Проклятье, – выругался Шариф про себя. – Что же теперь делать? Может, я все-таки зацепил и этого стрелка, может, он тоже ранен? А, ладно! Если решатся, пусть преследуют. Они же не знают, что у меня кончились патроны. Только автомат бросать нельзя, а то сразу поймут, что я безоружен».
Шариф, прикрываясь бугром, бросился бежать в сторону. За его спиной несколько раз выстрелили, но пули прошли мимо. «Наверное считают, что я все еще там». Он прибавил шагу, часто оглядываясь назад, минут через тридцать сбавил скорость и перешел на спокойный шаг. Преследования не было. Бандиты и не увидели, в какую сторону ушел сомалиец. Еще через час Шариф бросил бесполезный автомат.
Есть хотелось ужасно, но у Шарифа не было с собой абсолютно ничего, даже зажигалки. Есть сырых змей и ящериц он не решился. Точнее, не был еще настолько голоден, чтобы кидаться на все мало-мальски съедобное. Голодную ночь Шариф провел на заброшенной ферме, сожженной, наверно, еще несколько лет назад. Когда-то здесь жили скотоводы: сохранились загоны для животных и сломанные стены небольшого дома. Утром Шариф понял, что без еды у него не хватит сил перейти границу. Придется скрываться, возможно, убегать, а сил совсем не было.
Еле волоча ноги, Шариф брел под палящим солнцем, проклиная всех бандитов и повстанцев на свете. Неожиданно в плывущем над саванной мареве он увидел что-то темнеющее вдали на равнине. Юноша остановился и приложил ладонь к глазам. Кажется, это была машина. Шариф выругался про себя и плюхнулся на землю. Он очень удачно торчал на холме, на виду у пограничников. В том, что здесь, кроме пограничников, никого быть не может, он не сомневался. Юноша лежал среди кустов и рассматривал машину. Ему удалось заметить около нее двоих, в том числе, как ему показалось, одну женщину.
С мыслью, что это могут быть гражданские люди, Шариф начал осторожно подбираться к ним, прикрываясь кустами и редкими деревьями. Местность здесь была ровная, как стол. Приблизившись к машине метров на пятьдесят, Шариф разглядел белых мужчину и женщину в шортах и зеленых шляпах-панамах. В машине он с изумлением узнал русский «уазик» с открытым верхом. Капот у машины был поднят, а мужчина торчал под ним. Видимо, что-то чинил.
Измученный Шариф решил рискнуть и покинул свое укрытие. Женщина увидела его первой и стала дергать своего друга за ногу, показывая в сторону приближающегося незнакомца. У Шарифа не было уже никаких сил для того, чтобы разыгрывать путника, мирно бредущего по своим делам через саванну. Ему очень хотелось есть и пить.
Европейцы с интересом смотрели на приближающегося к ним человека. Их, наверное, удивило, что абориген одет не так, как обычно одеваются здесь местные жители. Высокие, военного образца ботинки со шнуровкой, плотные брюки с большим количеством карманов и черная футболка делали Шарифа похожим на военного или на путешественника. Правда, он был весь в пыли, а футболку умудрился порвать о кусты.
– Здравствуйте, – вежливо сказал Шариф усталым голосом по-английски, – не найдется ли у вас немного воды?
– Найдется, – кивнул головой мужчина, вытирая руки тряпкой. – А ты, парень, кажется, в большей беде, чем мы. Издалека идешь?
– От самого побережья, – ответил Шариф, садясь на землю в тени машины. У него не было сил врать.
