Властелин Нормандии - страница 4



Заговорил скрипторий, что стоял возле стола аббата:

–Всесильна власть зависти над слабовольными. Хищнически хочешь захватить и отнять чужое счастье, благосостояние, сокровища…Но разве это стоит того, чтобы жить? Ты хочешь заполнить свой дом мебелью и коврами, а жену увешать каменьями драгоценными и тканями дорогущими? Тогда на кой чёрт тебе душа? Или у тебя её нет?

–У меня нет жены. И у меня есть душа.

–Её не видят люди,– не унимался благочестивый писарь.

–Душу нужно показывать всем?

–О ней все должны знать и почитать.

–Пойдем, помолимся перед трапезой, сын мой,– прервал критику скриптория аббат Адам,– Я уверен: Бог простит тебе всё, ведь ты совершаешь сейчас богоугодное дело.


Ранним утром, едва забрезжил рассвет, к воротам монастыря подошли бесчисленные подводы.

Монахи с радостными лицами впускали во двор гостинцы от графа де Эслуа.

Приветствовать, ну и посмотреть на прибывшее богатство, вышел сам настоятель, а также несколько аббатов. Их отёкшие спросонок глаза довольно светились.

И вдруг возницы графа, что стояли возле сторожей ворот зарубили охранников. Другие выхватили луки и стрелы и застрелили ни о чём не подозревающих смотрящих с башен, что с наивностью глазели на подарочные обозы.

Аббат Адам первым опомнился, выхватил меч из под полы плаща и бросился на Роберта, который стоял сзади у дверей обители.

В это время из под дерюжек, прикрывающих обоз, выскакивали воины графа де Эслуа. На них устремились монахи, кто с палицами, кто с копьями.

Угрожающе огромный и могучий аббат обрушивал на Роберта страшные удары, но крепкий юноша ловко отражал натиск, нанося в ответ не менее ощутимые выпады, каждый из которых ранил священника.

И вот уже сломленный, окровавленный аббат стоит на одном колене и дышит с хрипом.

Сзади дерущихся раздаётся истошный, визгливый крик скриптория:

–Роберт – дьявол! Только исчадие ада могло сразить непобедимого аббата Адама, верного слугу Господа!

Граф де Эслуа всадил меч в сердце опасного противника и ринулся на писаря.

Худощавый скрипторий пятился и вопил в истерике:

–Роберт-Дьявол! Роберт-Дьявол!

Роберт внимательно глянул в бегающие от страха глаза человека, опустил меч, брезгливо плюнул в лицо труса и пошёл в наступление на вооружённого врага.

Писарь засеменил к изрубленному покровителю, распластался возле его тела и рыдал взахлёб.

Армия графа быстро расправилась с монахами с палицами. Копьеносцев застрелили из луков.

И с гиканьем воины бросились в кельи монахов. Сопротивляющихся убили. Безоружных согнали в главную залу собора. Среди них были дети богатых сеньоров, что отдали любимых чад для обучения наукам. Учителя стояли тут же, отдавая дань моде выписанные из других стран, здесь были ирландские священнослужители, английские и итальянские.

Де Эслуа громко вопрошал у толпы:

–Скажите мне вы, монахи, разве первые христиане были богаты? Разве отбирали они у людей землю и пропитание?

В зале с многоэтажными порталами, где красовались каменные скульптуры и росписи меду окон-роз, смиренно стояли зловещие фигуры черноризцев. На лицах застыло вечное страдание. Они казались какой-то грязной массой на полу, тогда как зал блистал великолепием искусства.

Сознание графа торжествовало и смеялось над поверженными монахами. Он глазами отыскал в толпе скриптория. Тот, как Роберт и предполагал, с красными от выступающих слёз глазами, хлюпал носом. «Какое разное у нас воспитание. Я вырос в седле с оружием в руках, а этот книжный поглотитель постигал «истины» из высоконравственных книг Сократа, который, кстати, был казнён в свои семьдесят лет за растление малолетних детей. Как можно верить такому философу, который утверждал, что человек должен во всём искать благо только для себя?».