Честно сказать, Йолинь и не собиралась возражать. Тело её давно уже чесалось и зудело, и она была согласна даже на то, чтобы её исходили веником, лишь бы избавиться от грязи.
– Я давно работаю на Властителя, – сказала Венцеслава, – и сюда прибыла, чтобы тебе помогать, – без обиняков перешла женщина на "ты". – Так что можешь не стесняться, если что, обращаться. Ой, – вздрогнула всем телом Веня и вперила свой взор в щенка, что кое-как выбрался из сумы и, жадно раздувая ноздри, принюхивался к принесенному ею угощению. – Это он, да? О котором мужики все наши судачат?
– Да, – кивнула принцесса, подсознательно готовясь постоять за щенка, хотя от женщины не исходило никакой агрессии по отношению к Суми.
– Тварь, конечно, но все-таки дите, – вздохнула новая знакомая. – А посему пока невинное, – покачала она головой, беря с подноса крынку с молоком и пустую глиняную миску. – Иди сюда, страшилище, пожри, что ль, – хмыкнула Венцеслава, наполняя миску молоком и ставя ту на пол.
Суми тяжело поднялся на ослабевшие от долгого путешествия без еды и воды ноги и кое-как поковылял к предложенному угощению. Тщательно принюхался и неуклюже ткнулся носом в содержимое чаши, по всей видимости не понимая, как именно следует есть.
– Ох, – жалостливо вздохнула женщина и посмотрела на Йолинь. – Видать, совсем ещё крошка, не умеет лакать…
– И что же делать? – несколько растерянно спросила принцесса, не имея ни малейшего понятия, как обращаться не то что с большими животными, а уж с малышами и подавно.
– Придется тебе его кормить и учить, – покачала головой Веня, в то время как брови её сошлись на переносице. – Даже не знаю, попробуй макать палец в молоко и давать ему, – похоже, женщина была столь же растерянна, как и Йолинь. – А я пройдусь по деревне, может, найду какую кормящую суку, хотя вряд ли она его к себе подпустит, но вариантов у меня больше нет, – пожала женщина плечами.
– Веня, – несколько нерешительно заговорила Йолинь, поскольку для неё все ещё было сложно вот так запросто переходить на тот уровень общения, когда опускались все формальности. – Давай попробуем, пожалуйста, – попросила она, произнося эти иностранные слова с особой заминкой, будто с трудом.
Женщина серьезно кивнула, бросила на Суми жалостливый взгляд и сказала:
– Я пойду тогда. Там баню затопили, так что, как его покормишь, иди мойся, как приду, сама тебя найду.
– А как же Суми…
– Кто?
– Он, – кивнула Йолинь в сторону щенка, что безуспешно пытался подступиться к чаше с молоком.
– А че с ним станется? – фыркнула она. – Нажрется да и уснет, дите ж все-таки. Ладно, пойду я, – буркнула женщина. Йолинь скупо улыбнулась, смотря, как за ней закрывается дверь. Совершенно непостижимым образом принцессе очень понравилась эта излишне болтливая и простодушная женщина. Когда-то давно, ещё в прошлой жизни в Аире, Йолинь бы точно не оценила качеств Вени. Но не сейчас, когда, стоя рядом с этой женщиной, она чувствовала искреннюю заботу, жалость, участие. Такие порой раздражающие эмоции, тревожащие гордость, оказались на удивление теплыми и редкими. Раньше Йолинь думала, что нет ничего хуже жалости окружающих. Тогда она не знала, что по-настоящему жалеют сердцем, отдавая свое тепло. И как это ценно, когда к тебе проявляют участие. Безразличие хуже, оно холодно, как снега севера. Ненависть – обжигает. Сочувствие несет успокоение. А жалость – греет.
