Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник) - страница 7

А м е л и я. Простите, как пройти к собору Святого Павла?

П о л и ц е й с к и й (полагая, что задача проста). Он как раз на вершине Ладгейт-хилл, мэм. Вы его сразу увидите.

А м е л и я (сама невинность). Ладгейт-хилл?

П о л и ц е й с к и й. Совершенно верно. В конце Флит-стрит. Вам нужно идти по Стрэнду.

А м е л и я. Флит-стрит? По Стрэнду?

П о л и ц е й с к и й. Да. Вы знаете, где Стрэнд?

А м е л и я (с обезоруживающей улыбкой). Нет. Где это?

П о л и ц е й с к и й (начиная нервничать, но надеясь, что развязка уже близится). Вы знаете, где Чаринг-Кросс, мэм?

А м е л и я (бодро). Не знаю! (Полагая, что сделает ему приятное.) Но я о нем слышала!

П о л и ц е й с к и й (в отчаянии). Трафальгарская площадь?

А м е л и я. Не-ет.

П о л и ц е й с к и й. Хорошо, мэм, что вы знаете?

А м е л и я (просияв). Мраморную арку!

Перечитав диалог, я понимаю, что он начат в скобках, как отступление от темы, и уводит нас в сторону. К тому же скобка не закрыта. Какая оплошность… Впрочем, все, что Амелия говорит и делает, – это главное. Для меня – главное.

Мы обошли все аббатство внутри, снаружи и кругом: центральный неф, хоры, «Уголок поэтов», галерею трифория, паноптикум, часовни. В паноптикуме, разглядывая восковые фигуры, позволяется изобразить слабую улыбку, но в целом Амелия была тихой, даже несколько испуганной. Мы разговаривали едва слышным шепотом, боясь потревожить усопших королей и королев…

В соборе находится памятник сэру Исааку Ньютону. Долгое время считалось, что на нем начертана формула бинома Ньютона. По-моему, разумно: если поэты сочиняют свои эпитафии, то почему бы не увековечить математическую истину на могиле сэра Исаака Ньютона? К сожалению, нынешний настоятель и каноники аббатства далеки от математики, а для классициста бином Ньютона – вещь мистическая, как новая звезда на небосклоне, определение поля кватернионов или знак бесконечности: все то, что лежит вне пределов восприятия обычного человека. Словом, когда собрались выяснить правду о легенде, никто не знал, что именно следует искать.

Наконец, много лет назад, кто-то сообразил, что хорошо бы призвать именитого математика. Вооружившись стремянкой, микроскопом и алгебраическими познаниями, он провел осмотр – и ничего не обнаружил. Ни-че-го. Даже арифметической прогрессии.

Позже, в клуатре, Амелия спросила меня:

– Тедди, вам знаком Сайлас Керенгаппух Блогс?

– Что это? – не понял я, ибо по названию никогда не догадаешься, каковы на самом деле американские напитки.

– Не «что», а «кто»! Это человек!

– Ах, человек. Ваш друг?

– Мой друг? – изумилась Амелия.

– Нет? Тогда расскажите мне о нем. Он производитель фасованной ветчины или изобретатель жевательной резинки?

– Он поэт. Великий американский поэт.

– Хороший поэт?

– Единственный. Он заслуживает почетного места в вашем уголке поэтов.

– Он еще жив? – взволнованно осведомился я.

– Да, конечно.

– Тогда я согласен с вами. Там ему самое место.

У американских поэтов такие чудны́е имена. Англичанин с фамилией «Блогс» никогда бы не осмелился слагать вирши. А в Америке – сколько угодно. Никогда не знаешь, из какого американца что вырастет.