Влюбленный Призрак Помпеев - страница 12
Целия уже собиралась покинуть это место, когда ее внимание привлекла одна из комнат, в глубине которой за полуоткрытой дверью скрывалась кокетливая мозаика, изображающая любовное свидание обнаженного сатира и нимфы. Неожиданно для себя девушка ощутила горячий прилив, и сердце ее учащенно забилось. Как же она истомилась в ожидании того единственного, того самого нежного, самого сильного, желанного и дорогого. Бросив еще один алчный взгляд на греховную мозаику, Целия поспешила вернуться в малый перистиль.
Мечтательница вновь устроилась на своем излюбленном месте, взяла в руки восковую табличку и стерла с нее уже написанное четверостишье. Ее обуревали запретные желания, терзали жгучие эмоции, невысказанные слова и фразы вихрем кружились в ее голове, разрастаясь в ураган, пытаясь вырваться наружу, и, под влиянием мимолетного порыва, ее пальцы, нажимая на стиль, выводили все новые и новые строки:
Хочу любви, хочу порока,
Безумных ласк на склоне дня,
Чтоб с головою погрузиться
В пучину страсти и огня!
Хочу горячих губ мужчины,
Голодной плоти, жадных рук,
Чтоб никогда не разомкнулся
Услады столь желанный круг!
Хочу грозы, пожара, шторма,
Хочу провала в бездну чувств;
Забыв о долге и отвергнув разум,
Отдаться целиком разгулу буйств!
Хочу принадлежать любимому мужчине
На царском ложе ли, в высокой ли траве,
В цветах пахучих, в водах океана,
Иль на горячем золотом песке!
Пусть тщетны все мои желанья,
Напрасны стоны тела и души.
Могу я согрешить хотя бы в мыслях,
Найти усладу в безобидной лжи?!
Вздохнув, Целия перечитала только что рожденные стихи и испугалась, слишком они показались ей откровенными.
«Бумага не краснеет26, но все-таки будет лучше, если мою писанину никто не найдет. Надо бы переписать стихи на фанниеву бумагу27 и хорошо спрятать. А то скандал с нравоучением матери мне обеспечен! А может быть и хуже: если их обнаружит и без спроса перепишет кто-нибудь другой, с репутацией добропорядочной девушки из хорошей семьи можно будет попрощаться», – сетовала Целия.
«А с другой стороны, почему я не имею права писать такие стихи? Ведь они рождаются под влиянием чувств, порывов, вдохновения, как их можно подавить и зачем их необходимо стесняться? Что это за странная логика: вот эти чувства я испытывать не буду, так как они постыдны, неприемлемы и вызывают осуждение в обществе, а вот эти чувства – пожалуйста, испытывай, сколько душе угодно. Ведь это же абсурд!» – взбунтовалась будущая поэтесса.
«Как можно указывать вдохновению?! И почему кропать стишки – прерогатива мужчин? Может быть, чувства женщин сильнее и утонченнее? Эх, могла бы я познакомиться с поэтами, войти в их литературный кружок, почитать мои произведения, которые, возможно, понравились бы. Их стали бы переписывать, читать на торжествах и встречах, сначала в Помпеях, потом в самом Риме!» – прищурив глаза, грезила Целия.
«Вот некоторым везет! Взять, к примеру, хотя бы эту поэтессу Сульпицию28. Вся ее поэзия пропитана такой чувственной эротикой, а должна была бы она писать о розах, птичках и жучках. Я уже не говорю о великой и неподражаемой Сапфо29, хотя она жила в другую эпоху и в другом обществе!»
Философские думы и мечты Целии были прерваны резким женским криком, а затем послышалось недовольное ворчание. В перистиль быстрым, нервным шагом вошла красивая женщина, одетая по-домашнему с элегантной непринужденностью.