У Кириного дома Семен было приостановился, но пришлось провожать до квартиры – как же иначе, ах, у нас там вечно какие-то приблудные хулиганы, и соседи ужасные, страшно!
Никого там, ясное дело, не оказалось. В подъезде Кира тут же полезла целоваться, как бы не в силах сдержать налетевшую страсть. Но Семен твердой рукой отстранил ее, довел до квартиры и попрощался вежливо и равнодушно:
– До свидания, Кира Григорьевна!
– Пока, папочка, – презрительно бросила она и хлопнула дверью.
«Вот интересно, – подумал Семен, – она меня к себе тащила, а там же вроде муж должен наличествовать?» Как она себе это представляла – почти что на глазах у супруга? Или мужа уже куда-то сплавить успела? Впрочем, наплевать! Что ему Кира Григорьевна с ее страстями. Домой!
В спальне было темно и тихо. Даже Жениного дыхания было не слышно. Спит?
Скользнув под одеяло, Семен, против обыкновения, не отвернулся к стенке, а разлегся на спине, закинув руки за голову – широко, вольно, даже слегка задел Женины волосы, так что по коже пробежала тревожная дрожь.
Уж конечно, она не спала. Легко, едва касаясь, провела пальцами по его шее. Семен слегка дрогнул плечом, как бы придвигаясь, но ничего не предпринял, предоставляя инициативу ей. Первые робкие ласки сменились более настойчивыми, к пальцам добавились губы, язык… Семен почувствовал, как пробуждается желание, как все, все тело наполняется жаркой силой, – но по-прежнему не шевелился, только принимал, только впитывал кожей, нервами, всем телом тот жар, которым она так щедро с ним делилась.
Вот ведь какая штука-то! Он всегда считал, что атаковать – дело мужское, и ухаживать – дело мужское, и ласкать, и разжигать! А тут отдал это право ей – и оказалось, что это так сладко, так томительно и так остро! Подумаешь, лишние килограммы! Какие же они лишние – они делают ее тело таким мягким, таким родным, таким… своим! От нее пахло молоком и еще чем-то – тайным, темным, терпким.
А она все трогала, и гладила, и целовала, и разжигала – и уже сил никаких не было терпеть дальше! А пожар все разгорался, все выше, все сильнее, все веселее гудело жаркое темное пламя!..
Он достиг вершины чуть раньше и с незнакомым острым наслаждением еще следил за ее последними содроганиями.
С коротким хриплым всхлипом Женя прижалась к его плечу. Плечу стало мокро. Любовный пот? Слезы?
– Не плачь, родная! – Семен сильно прижал ее к себе и уловил еле слышный шепот:
– Ты вернулся.
Смутившись, он попытался отшутиться:
– Да я вроде каждый день возвращаюсь, куда ж я денусь-то.
Не отрываясь от его плеча, Женя помотала головой:
– Нет. Ты давно уже… А я… я ничего не могу…
– Ничего себе «ничего»! – Семен повел плечами, усмехнулся – все мышцы гудели сладкой истомой – и, приподнявшись, поцеловал ее грудь. Женя сдавленно ахнула:
– Семен! Я… у меня сил больше нет!
– Это у меня сил больше нет! – грозно зарычал он. – Потому что ты не дала своему старому мужу спокойно поспать. А муж у тебя уже старенький, его нужно холить, лелеять и беречь!
Он прижал Женю еще крепче и захохотал от острого ослепительного счастья. Удивительно, но даже в далекие, почти забытые времена, когда он, двадцатилетний пацан, жадно глядел на проходивших мимо училища девчонок, – даже тогда он не чувствовал себя таким сильным и молодым!
