Влюбленный странник - страница 11

Он завораживал своих знакомых. Каждый чувствовал себя в его обществе веселым и счастливым. Всю ту неделю Рэндал смеялся в компании Дарси столько, сколько не смеялся никогда в жизни. Он привык к изящной словесной перепалке, так как недавно был принят в определенный круг общества, члены которого гордились тем, что выбирали себе подобных за их ум и острословие, а не за благородное происхождение и высокое положение.

Но юмор Дарси Фореста оказался совершенно иного свойства, он был более сочным и соленым. В нем было что-то от едких реплик шекспировских пьес, его юмор был полон жизнью, как и сам Дарси. Дарси вел безнравственную жизнь, безусловно, был лжецом, мог в любой момент сочинить историю или анекдот, чтобы произвести впечатление, но за его шутовским обличьем и гротескной манерой держаться угадывался фундамент из жесткой правды и богатого опыта. Он и вправду пережил то, о чем говорил, и это было гораздо важнее умения ввернуть изящную фразу или заставить всех смеяться, выставив кого-то в невыгодном свете.

Истории Дарси далеко не всегда годились для гостиной, и иногда, когда с ними в комнате была Сорелла, Рэндал смущенно смотрел на девочку, затем на ее отца, стараясь предостерегающим взглядом или движением бровей указать на тот факт, что их беседа не предназначена для детских ушей.

Но Дарси, отлично поняв все, что Рэндал пытался до него донести, только хохотал в ответ.

– На чистые души беседы о сексе нагоняют скуку, – заявлял он. – К тому же Сорелла не слушала. Она никогда меня не слушает. Она слишком много раз все это слышала, не правда ли, киска моя?

Сорелла редко отвечала на такие вопросы, она только внимательно смотрела на отца своими странными зелеными глазами. Сорелла не выдавала своих чувств и выглядела такой тихой и отстраненной, что Рэндал не раз ловил себя на мысли: интересно, о чем думает эта девочка, пока они с ее отцом выпивают, курят и разговаривают с полудня до полуночи?

Рэндал мало что знал о детях, но надо было быть полным идиотом, чтобы не понимать, что Сорелла – необычный ребенок. Прежде всего, она не была навязчивой. Сорелла появлялась за столом во время еды, а как только трапеза заканчивалась, исчезала, ничего не говоря о том, куда идет и что собирается делать.

Сначала Рэндал был от этого в восторге и считал, что деликатность девочки вызвана нежеланием помешать его отдыху. Потом ему стало любопытно.

– Расскажите мне о своей дочери, – как-то попросил он Дарси Фореста, когда, покончив с вкуснейшим обедом, состоящим из устриц, мяса молодого барашка и выдержанного бри, они вытянулись в удобных креслах и раскурили сигары.

– Моя бедная маленькая сиротка Сорелла! – с жаром произнес Дарси. – Мне тяжело говорить о том, как много она для меня значит, хотя отцовство и потребовало от меня немалых жертв. Но это мы опустим. Ребенок – это огромная ответственность, мой дорогой мальчик, чудовищная ответственность, особенно когда одному человеку приходится быть и отцом, и матерью. Но, надо признать, она воздает мне должное.

– Когда умерла ваша жена, неужели не нашлось никакой родственницы, которая могла бы позаботиться о девочке? – спросил Рэндал.

– Никого, совсем никого, – ответил Дарси. – Моя жена, как я, наверное, уже говорил тебе, сбежала из дома, чтобы выйти за меня замуж. И родители оставили ее без единого шиллинга, твердо веря в то, что бедняжка связалась с самим дьяволом во плоти. Не в первый и не в последний раз в моей жизни меня сравнивали с этим джентльменом предосудительного поведения. И все же я считаю, что сделал свою жену счастливой. После того как мы поженились, она начала учиться хореографии и стала балериной. Если бы она начала раньше и с лучшими учителями, то могла бы стать знаменитой. А при сложившихся обстоятельствах она успела порадоваться бурному, хотя и непродолжительному успеху и умерла, как подобает актрисе, оттого, что не хотела разочаровать свою публику. Она простудилась, у нее была горячка, но бедняжка настояла на том, чтобы играть в обоих театрах, где выступала, потому что был второй день Рождества. Она умерла спустя сорок восемь часов, а я не смог предать ее доверие и покинуть дитя, которое она мне оставила.