– Ничего с самого завтрака? – воскликнул Рэндал. – Да вы, должно быть, умираете от голода!
Он тут же вспомнил, как Дарси Форест сказал в начале разговора, что они с дочерью пришли сюда сразу после обеда, и мысленно обозвал его старым вруном. Сорелла присела на низкий табурет возле чайного столика. Протянув руку, она взяла с блюда сэндвич и стала жадно есть его, забыв обо всем остальном.
– Что будете пить? – обратился к девочке Рэндал. – Чай или что-нибудь из прохладительных напитков?
Он ждал ответа от Сореллы, но вместо нее ответил отец.
– Дайте ей чаю, – попросил он. – Она – английская девочка и должна жить по английским обычаям. Я против этой принятой здесь ужасной привычки разрешать детям пить вино за обедом.
– Вам нравится вино? – удивленно спросил Рэндал Сореллу.
Ведь за замечанием Дарси Фореста несомненно что-то стояло.
Сорелла покачала головой.
– Нет, – ответила она. – Папа говорит так только потому, что вчера за обедом официант налил мне бокал вина, и папа думал, что оно входит в цену обеда, а оказалось, что нет и за него пришлось заплатить.
Рэндал отметил про себя, что Сорелла говорит об отце, как взрослая женщина могла бы говорить о неразумном муже. На несколько секунд воцарилась тишина, затем Дарси Форест, откинув голову назад, громко рассмеялся.
– Похоже на укус змеи! – произнес он. – О господи, избавь нас от разрушительной откровенности детства.
Сорелла как ни в чем не бывало продолжала есть.
– Где вы остановились? – наливая себе еще чашку чая, спросил Рэндал, чтобы поддержать разговор.
Последовала пауза, затем Дарси Форест произнес:
– Нигде! И именно поэтому, мой мальчик, мы к тебе и пришли.
Рэндал почувствовал, как непроизвольно сжимаются пальцы, держащие ручку чашки. Вот оно! Начинается! Настал момент, которого он ожидал, момент, ради которого Дарси Форест и разыскал Рэндала, а теперь попытается «пощипать» его. Потом, оглядываясь назад, Рэндал не мог толком вспомнить то, что произошло дальше.
Он приехал на юг Франции в поисках отдыха, покоя, но более всего для того, чтобы побыть в одиночестве после нескольких сумасшедших недель в Нью-Йорке, где температура поднялась до небывалых, немыслимых отметок, все окружающие были взвинчены и репетиции шли из рук вон плохо. Рэндал даже не раз задавался вопросом, почему он избрал столь неблагодарную профессию драматурга.
Все, может быть, и не было бы так плохо, если бы шести неделям в Америке не предшествовали три месяца чудовищной нагрузки в качестве кинопродюсера в Элстри. Но одно наложилось на другое, и Рэндал впервые в жизни почувствовал себя на грани срыва. Наконец после успешной, триумфальной премьеры, поняв, что аплодисменты и шумное признание утомляют его едва ли не больше, Рэндал ускользнул домой.
Он часто повторял себе, что совершенно ненормально, чтобы здоровый, сильный мужчина тридцати двух лет чувствовал себя так ужасно только лишь оттого, что работает по двенадцать часов в день. Хотя стоило скорее вести речь о двадцати четырех часах. Утомляла его не столько работа над пьесой, сколько люди, с которыми приходилось общаться. Все эти люди хотели видеть в нем неиссякаемый источник силы – психической, физической и интеллектуальной. Но если уж быть до конца честным с самим собой, у его усталости была еще одна причина. Все дело в женщине. Или правильнее говорить во множественном числе? Джейн и Люсиль обе были отчасти причинами его хронической усталости, недосыпа и постоянно владевшего им беспокойства.
