Мы с Максимом конкуренты. Бывают дни, когда этот парень мне нравится, а бывают дни, когда я его ненавижу. Мы оба принадлежим к элитной группе пилотов, которые борются за желанную позицию на стартовой решетке «Формулы‐1».
Он уже получил эту позицию за счет «Моретти Моторспортс».
А я все еще пытаюсь преуспеть.
Завидую ли я ему? Завидую ли я тому, что большинство моих сокурсников, которые росли вместе со мной на трассе, уже добрались до предпоследнего уровня карьеры? Да, черт возьми.
Желаю ли я Максиму зла из-за этого?
Только полный придурок стал бы.
И да, я один из таких придурков во многих вопросах, но не тогда, когда дело доходит до чего-то подобного.
А сейчас… Я даже, черт возьми, не знаю в порядке ли он.
Все, что происходит с ним, может в любой момент произойти и с нами, а этого не хотелось бы ни одному из пилотов. Никогда в жизни.
Я жил со страхом с самого детства, но отбрасывал его, оправдываясь тем, что технологии шагнули далеко вперед. Автомобили стали прочнее. Оборудование для обеспечения безопасности стало надежнее. Спорт безопаснее.
Но это оправдание ничего не значит, если Максим сейчас страдает.
– Новости о нем есть? Как его самочувствие? – спрашиваю я, пытаясь смотреть куда угодно, только не на экран, где повторяется авария.
Моя команда делает то же самое. Кажется будто они изучают поведение машины – где поддался металл, как пострадал болид и тому подобное, – но я знаю, что они так же потрясены аварией. Тем, как именно Максим выбрался из нее. И отсутствием каких-либо новостей о его здоровье.
– Без шейного бандажа он точно не обойдется, – бормочет Пьер, поправляя очки и протирая глаза, прежде чем выключить монитор.
– Они же воспользуются санитарной авиацией, верно? Черт. – Я иду за мобильным. – Напишу его брату и узнаю…
– Забирайся в болид, Риггс, – говорит Пьер, становясь передо мной и усаживая меня на стул. Приказным тоном он явно пытается привести меня в чувства. Пытается найти способ подавить охвативший меня безотчетный страх, который все больше всплывает на поверхность с каждым пройденным уровнем. С каждым преодоленным кругом, где мы обманываем смерть.
– Времени на этой трассе у нас мало, – говорит он. – Нам нужно использовать его с максимальной пользой.
Я медлю и колеблюсь, хотя не должен этого делать. Затем злюсь сам на себя.
Максим продолжает морочить мне голову даже сейчас, несмотря на то, что мы находимся на разных позициях.
– К черту это дерьмо, – бормочу я, хватаю балаклаву и натягиваю ее на голову.
Я храню полное молчание, пока надеваю шлем, пристегиваюсь ремнем безопасности, надеваю перчатки и фиксирую руль.
Представляю себе изгибы трассы, которую предстоит преодолеть. Снова и снова я прослеживаю путь на карте, который нарисовал в своем воображении. Я готов думать о чем угодно, лишь бы выбросить из головы жуткий образ тела Максима, падающего на землю.
Пытаюсь оживить воспоминания, которые вижу каждый раз, когда двигатель в болиде с ревом просыпается, – отец. Его губы окрасились в цвет моей сахарной ваты. Его смех звенит над шумом двигателей, которые будто бы оживают рядом с ним. И его особенную улыбку, которая предназначалась лишь мне.
Двигатель набирает обороты. Я проверяю радио. И следующие пятнадцать кругов я провожу, сливаясь с болидом настолько, насколько это возможно. Машина не отрегулирована должным образом, и я ненавижу это в обычные дни, но сейчас мне это даже нравится. Помогает сосредоточиться. Отвлечься от трагичных мыслей.
