– Что-то случилось? – беспокойно ерзаю на кровати, с тревогой в сердце смотрю перед собой.
– Да все случилось. Отец твой в больнице, утром стало плохо. Вызвали «скорую», забрали в неврологию. Врач сказал, частичный паралич правой стороны, – от каждого слова у меня холодеет в груди и ком в горле перекрывает дыхание. Боже, за что ты так?
– И что это значит? – осторожно спрашиваю, судорожно пытаюсь понять, что говорить дальше и как мне теперь быть.
– Ничего хорошего. Недельку его подержат в больнице, а потом домой. Полного восстановления никто не гарантирует, – слышу в трубке всхлип. – Лерка с Санькой обещали помогать, будут приходить раз в день вечером после работы. Ты ж понимаешь, он будет лежачим, ходить под себя, я его не переверну. Горе-то какое... – судорожно вздыхает. – Марья Ивановна обещала выбить для него инвалидность, хоть какие-то льготы будут, лекарства по рецепту будут бесплатно давать. С работы уже звонили, сказали, что кое-какие выплаты сделают, но на этом все. Как мы теперь будем? Пенсия по инвалидности небольшая, говорят, и мои десять тысяч, может, хватит, если что, на кашу на воде перейдем. У вас в сезон хорошие зарплаты, – в трубке возникает говорящая пауза, я сглатываю.
– Я поняла, мам. Как только получу деньги, переведу тебе на карту. Постараюсь на днях приехать.
– Да чего ты будешь приезжать, работай уже до конца сезона. Деньги сейчас нам будут очень нужны. Может, тебе удастся в санаторий какой-то круглогодичный устроиться, чтобы не терять заработок. Ты за меня не переживай, Лерка с Санькой рядом, помогут. Ты там не голодаешь?
– Нет, мам. Как я могу голодать с такой работой.
– Ну да, что-то я сглупила. Все хорошо?
– Да, все хорошо, – о своей беременности молчу. Очень хочу, чтобы мама все поняла по моему молчанию, но она слишком озабочена собственными проблемами, чтобы услышать мои странные паузы.
– Вот и славно. Ладно, не будем тратить деньги на пустые разговоры. Звони мне теперь вечером, днем я у отца в больнице. Пока доеду, пока то, пока сё, не до телефонных разговоров.
– Хорошо, мам. Целую. Папе привет, пусть поправляется.
– И тебя целую, доча – на этом наш разговор прерывается, я обессиленная возникшими проблемами падаю лицом в подушку и всхлипываю. Что делать? Путь домой, конечно, не заказан, но... Я туда не поеду. Я не смогу смотреть матери в глаза, видеть в них разочарование, укор. А отец меня сожрет живьем, даже лежачий. Язвительный язык-то не парализован. Проще утопиться. Москва-река широка и глубока, мостов в городе полно. Или прийти вновь к Диме и взять деньги на аборт. Только вот я не смогу потом после всего этого жить в гармонии с собой.
– Анечка, чай давно стынет, а ты куда-то пропала, – в комнату, постучав, заходит Полина Сергеевна. Я поспешно сажусь, вытираю ладонями мокрое лицо и улыбаюсь пожилой женщине. От карих глаз не ускользают мои зареванные глаза, красный нос.
– Рассказывай, – повелительно говорит Полина Сергеевна, берет стул и садится напротив меня. – Только правду.
Я смотрю на эту женщину, кручу в руках мобильный телефон. Она с первого дня ко мне доброжелательно относится, всегда выражает недовольство, когда я приношу продукты. Вчерашний мой ужин оценила по достоинству, правда, потом пыталась вернуть мне деньги за продукты. Я отказалась. Не знаю, ел ли Никита, его вечером дома не было, он ушел почти сразу после нашей стычки.
