– Ага. И ей четырнадцать.
– Ё–маё, я помню ее маленькой…
– Я тоже не понимаю, когда она выросла. Такая малявка еще недавно была, а тут уже гопники какие–то рядом с Варькой тусуются, задолбался гонять. Но это лирика. Лан, щас приеду, посмотрю хоть на сына самого Медведя.
– О, супер. Давай, жду! И это, Серый…
– А?
– Подгузники, что ли, купи.
– О–о, начинается: подгузники, слюнявчики, пинеточки, – Серега ржет. Будь он рядом, я бы его стукнул. Мне вот что–то не смешно. – Будешь должен.
– Без бэ.
После разговора с Серегой настроение немного улучшилось. Вдвоем с другом что–нибудь придумаем.
У Матвея ничего не меняется, он на том же месте – в шкафу. Спустя два часа втихаря сыр с бутербродов съел, полкружки чая выпил. И все.
– А че колбасу не съел? Она вкусная. Я что попало не покупаю. Попробуй.
Отвернулся.
Скривил ему рожицу. Подумаешь, царь.
И я, как холоп, наклоняюсь за подносом и уношу его на кухню.
Сложив руки на груди, с тоской смотрю в кухонное окно на улицу. На яркое солнце, отражающееся в окнах высоток напротив, на зелень деревьев, под тенью которых гуляют люди... – там жизнь, там свобода и заботы только об удачных контрактах и с кем провести ночь…
За пацаном никто не возвращается, а мне уже надо что-то делать. И для начала набираю начбеза.
– Степан, – перехожу сразу к делу. – Мне нужны видеозаписи всех камер в районе моего дома за последние три часа. Всех, да! Жду.
Так-то.
Вскоре приехал Серега. С порога торжественно вручил мне голубой пластиковый горшок.
– Это, – демонстративно тыкнул в его боковину пальцем, – вместо подгузников! С крышечкой!
Я закатил глаза. Серого хлебом не корми, дай постебаться.
– Очень смешно. Посмотрел бы я на тебя, окажись ты на моем месте.
– Чур меня, чур, – друг театрально замахал руками. – Я в отличие от некоторых знаю некоторые способы контрацепции.
Строю Серому кривую рожу, дарю локтем тычок в бок, а он, хохотнув и увернувшись, продолжает как ни в чем не бывало:
– Давай, иди знакомь с наследником, что ли.
– Похож.
– Не похож.
– Да похож, смотри какой взгляд. К тебе тоже страшно подойти, когда ты не в настроении.
– Пфф. Бред.
Мы сидим на корточках перед Матвеем минут десять. Разглядываем его, а он нас с Серегой. Поначалу малой отвернулся к стенке, когда новый человек в гостиную зашел, а потом, когда мы заняли изучающие позиции, друг из кармана вытащил небольшую черную машинку и поставил ее перед Матвеем. И тот немного начал проявлять интерес. Сначала на Серегу косился, потом на игрушку.
Серый, заметив это, начал машинку катать по полу. Прямо, с поворотом, с виражами, заносами и кувырками в воздухе. Разошелся не на шутку. Я бы даже сказал, впал в детство.
– Вжжу–ух! Я Черная молния! – машина взмывает в воздух выше наших голов. – Бабах! – стремительно несется вниз, но резко тормозит перед столкновением с препятствием и плавно замирает на полу.
Серега играется с машинкой как ребенок и ржет также – громко, задорно. А за ним Матвей начал улыбаться тоже. Немного стеснительно, одними уголками губ, но улыбается! И где-то глубоко-глубоко, очень глубоко внутри, меня гложет обида. Почему с Серым у Матвея какой-никакой контакт есть, а ко мне игнор? Так-то я вроде как родной.
Несколько минут наблюдаю за другом, а потом отбираю у него автомобиль.
– Хочешь также? – протягиваю на ладони машинку мальчику.
Тот несмело кивает, хоть и снова хмурит светлые брови. Но в глазах неподдельный интерес к игрушке я заметил.
