Но самое главное, он помог мне уладить дела с уходом из полиции Нью-Йорка. Я лишился и пенсии, и льгот, но сохранилась медицинская страховка и для Моники, и для моей дочери. И уж совсем волшебным образом в моем личном деле не осталось никаких порочащих записей.
Кстати, я уже пару недель как начал читать роман почти столетней давности «На Западном фронте без перемен»[2]. Так вот, там один персонаж напоминает Глэда – Станислав Катчинский (Кат). Кат мог найти хоть еду на кладбище, хоть красавицу в разрушенном бомбежкой здании. И когда вся немецкая армия страдала от голода, Кат появлялся в отряде с запеченным гусем, головой отменного сыра и несколькими бутылками красного вина.
В таких друзьях, как Кат или Глэд, нельзя сомневаться.
– Я ему сказала, что ты будешь работать, – сообщила Эйжа.
– Ты мой ангел.
– Он собирался заскочить до твоего ухода.
Между тем меня заинтриговало письмо из Миннесоты, но я решил пока отложить чтение.
– Как поживает мама? – спросил я.
– Нормально. Хочет тебе написать, чтобы ты дал денег. Они с Тессаром надумали отправить меня в Италию – на конференцию молодых ученых в Милане.
– Звучит здорово, прямо-таки почетно.
– Там будет человек сто, и из них только четверо из Америки. Но я туда не хочу. Ты им скажи, что поможешь, а платить на самом деле не придется.
– Почему это ты туда не хочешь?
– Преподобный Холл устраивает специальную школу при церкви в Бронксе, там лучшие студенты естественно-научных классов будут показывать проблемным детям, как ученые проводят эксперименты.
– Знаешь, по-моему, тебе пора бы уже начать хоть в чем-то бедокурить, – посетовал я с несколько преувеличенной скорбью в голосе.
– Почему? – непритворно обеспокоилась Эйжа.
– Потому что как отец я должен хоть иногда тебе в чем-то помогать. Но ты прекрасно учишься, сердце у тебя золотое, и за неразобранную почту ты меня стыдишь; так что мне уже, кажется, и вовсе нечего тебе предложить.
– Папа, но ведь ты уже сделал для меня кое-что очень важное.
– Что же? Купил тебе «Хэппи Мил» или хот-дог?
– Научил меня любить книги.
– Ты же ничего не читаешь, кроме школьных заданий, и все время жалуешься на это.
– Зато я помню, как мы проводили выходные, когда я была маленькой. Иногда ты читал мне все утро, и я хочу делать так же, когда у меня будет маленькая дочка.
– Ну вот опять, – проговорил я, с трудом сдерживая дрожь в голосе от стоящего кома в горле. – Ты такая хорошая, что я чувствую себя бесполезным. Начать, что ли, наказывать тебя каждый раз, как поступишь правильно?
Эйжа прекрасно поняла – на этом разговор окончен. Она покачала головой, отвернулась и вышла. А я почувствовал – не так уж меня и гнетет, что я впал в немилость у кого-то там из Управления полиции Нью-Йорка.
Однако прежде чем я добрался до розового конверта, Эйжа вернулась, держа в руках большой коричневый сверток.
– Чуть не забыла, – сказала она. – Дядя Глэд просил передать тебе вот это.
Она протянула мне пакет и вышла до того, как я снова начну дразнить ее за успехи.
