– Прости, – вот что это было за слово.
Я немного отодвинулся, чтобы Грейс увидела мое лицо. Просто кивнул, потому что у меня не было слов; а потом она опять притянула меня к себе и крепко держала, мучительно содрогаясь всем телом.
Подняв взгляд, я увидел в окошке двери лицо своего отца. Он потер рукой глаза и отошел, но я успел заметить, как у него дрожат пальцы. Долф посмотрел ему вслед, а потом покачал головой – то ли укоризненно, то ли печально.
Я опять обратил все свое внимание на Грейс, пытаясь полностью утопить ее в своих объятиях. Через какое-то время она тихо уплыла в то неведомое укрытие, какое соорудил для себя ее разум. Больше она не произнесла ни слова – просто повернулась на бок и закрыла глаза.
Копы остались с носом.
Уже в коридоре Грэнтэм опять грудью оттеснил меня в сторону.
– По-моему, нам надо выйти пообщаться, – сказал он.
– Зачем?
– Сами знаете, зачем! – Его пальцы крепко ухватили меня за руку. Я вырвался, но он тут же цапнул ее опять.
– Э-э, минуточку! – попытался вмешаться Долф.
Грэнтэм потерял над собой контроль:
– Я же тебя предупреждал – не надо меня злить!
– Да ладно, Адам, – примирительно произнесла Робин. – Давай и вправду выйдем.
– Нет! – Все разом навалилось на меня: потерянная невинность Грейс, подозрения, которые преследовали меня, словно свора охотничьих псов, и беспросветная тьма, которая повисла над моим возвращением сюда. – Никуда я не пойду!
– Я хочу знать, что она сказала! – Грэнтэм явно едва удержался от того, чтобы не поволочь меня к выходу силой. – Она что-то тебе сказала! Что?
– В самом деле? – вмешалась Робин. – Она действительно тебе что-то сказала?
– Не спрашивай меня. Это неважно.
– Если она что-то сказала, нам нужно знать, что именно.
Я обвел взглядом лица вокруг меня. То, что сказала Грейс, предназначалось только мне, и я не чувствовал ни малейшей нужды этим делиться. Но Робин тронула меня за руку:
– Я поручилась за тебя, Адам. Ты понимаешь, что это значит?
Легонько оттолкнув ее, я еще раз посмотрел на Грейс. Та свернулась в клубок, отвернувшись спиной к миру снаружи. Я все еще чувствовал прохладную скользкость ее слез, когда она прижалась ко мне. Обратился к Грэнтэму, но не сводил глаз со своего отца. Сообщил им в точности то, что она произнесла.
– Она попросила прощения.
Мой отец разом осунулся.
– Прощения за что? – уточнил Грэнтэм.
Я сказал им правду, в точности то, что сказала она; но интерпретировать это извинение – не моя проблема. Так что я предложил объяснение, которое, как я знал, детектив примет, пусть даже оно и не соответствовало истине.
– Когда мы разговаривали у реки, она сказала, что ненавидит меня. Насколько я понимаю, за это она и просила прощения.
Вид у него стал задумчивый.
– И всё? – спросил он. – Это всё, что она сказала?
– Всё.
Робин с Грэнтэмом переглянулись, словно понимая друг друга без слов. Потом заговорила Робин:
– Есть и еще кое-что, что нам хотелось бы с тобой обсудить. На улице, если ты не против.
– Ну конечно, – отозвался я, направляясь к выходу.
Но едва успел сделать два шага, как услышал, что отец зовет меня по имени. Он держал руки ладонями вверх, а лицо его вытянулось от осознания того, что Грейс вряд ли стала бы обниматься с человеком, который сотворил с ней такое. Но не было прощения в моем лице, когда я встретил его взгляд. Он сделал крошечный шажок и опять позвал меня; в голосе его звучали вопрос, мольба, и на миг я призадумался об этом: отца переполняли страдание, внезапное сожаление и все те годы, что столь неумолимо промаршировали между нами.
