Натка было набрала в грудь воздуха, чтобы, как и в прошлый раз указать Климу чем он далеко не в лучшую сторону отличается от Славы, и это наверняка привело бы к очередной очень некрасивой ссоре, но вдруг почувствовала такую тоску по дурацким своим несбывшиеся надеждам, что неожиданно для себя сказала правду.
– Потому что мне хотелось не тупо потрахаться. Мне хотелось именно его. Его, а не тебя, понимаешь? Он мне понравился сразу, когда я ещё даже лица его не видела из-за бороды той дурацкой… Помнишь, он посадил меня на колени, когда приезжал Дедом Морозом? Я уже тогда почувствовала как…
Натка осеклась, не в силах подобрать слова, а Клим пялился на неё, отвесив челюсть, и какое-то время в избе царила тишина, нарушаемая только гудением огня в печи.
– Я ведь не ждала, что он отнесётся ко мне серьёзно, я своё место прекрасно знаю и помню. Но и такого не ожидала. Даже не предупредил… Я там, в лабе, пока ещё могла соображать, представляла, что он придёт. Хоть на минуту, хоть просто в дверное окошко заглянет, посмотреть жива ли я ещё. Тогда бы я всё выдержала на одной только мысли, что ему не наплевать.
– Ты и так всё выдержала, – помолчав, отозвался Клим, – А то, что запала на холёного… так все бабы дуры. И не потому что дуры, а потому что бабы. Натура ваша такая – западать на кого не надо.
– Я не запа… – начала Натка, но замолчала, не договорив. К чёрту! Клим всё равно уже считает её дурой, так какой смысл отпираться?
– Запала-запала! И выглядишь теперь, как жопа из кустов, не от тестов, а потому что тебя так кинули. Бабы – они от любви расцветают, а от предательства вянут вмиг. Но это ничего…
Клим сделал несколько шагов вперёд, приблизился к Натке, неловко погладил её по плечу.
– Это ничего, всё пройдёт, отогреешься. Ты прости, что тогда наговорил тебе всякого. Я думал, у тебя шкурный интерес, что просто хочешь к халатам поближе быть, как наш поп. Если бы знал, что это обычная бабья слабость, не сказал бы такого…
Натка смотрела на него во все глаза, и не могла поверить в то, что действительно видит на этом грубом лице выражение искреннего сочувствия, зеркальное отражение её боли и обиды. Но как такое возможно, откуда Клим может знать, каково ей сейчас? Если только… если он не чувствовал то же самое, когда услышал, что она ночевала со Славой.
– Я ничего тебе не обещала, – сказала Натка, не то извиняясь, не то оправдываясь, – Я никогда не давала повода… тебе не на что злиться.
Клим пожал широкими плечами, отвернулся.
– Если так рассуждать, то и тебе Генерал ничего не обещал, разве нет? Почему же ты злишься?
На это она не нашла возражения, и понурилась. Взгляд упёрся в стоящую на полу коробку. Коробка… Кто и зачем передаёт ей гостинцы из лабы, если она безразлична Славе?
– Помочь распаковать? – Клим тоже посмотрел вниз, – Или не хочешь, чтобы я видел, что там?
– Да я и сама не знаю, что там. В прошлый раз проверяющий подогнал продукты… больше, чем обычно. И лучше. Я подумала, что так и должно быть, вроде как сразу после лабы усиленное питание полагается для скорейшего восстановления, но Рая сказала, что нет – другим такого не передавали. Тебе передавали?
– Да щас, передадут они! Догонят и ещё передадут. Обычно после лабы в избу притащат и бросят – поправляйся как хочешь или подыхай. Тут что-то другое…
– Я даже подумала, что это от Славы… ну, от Генерала. Но он бы тогда наверно хоть записку написал. Мол держись, я с тобой, или ещё что-нибудь, чтобы я поняла откуда ништяки свалились.
