…в тот день они вернулись поздно. И ночь Красава не спала. А с утра самого заявила Милослава:
- Я в столицу отправлюсь.
- Зачем? – супруг Красавы посмурнел, налился грозовым гневом, чего досель с ним не приключалося.
- В Акадэмию пойду. Мне Мишенька давно писал… приглашал…
- Мишенька?
- Братец мой, - Милослава улыбнулась со смыслом. Мол, тебе ли, дядюшка, не знать, что не ты один роднею. – Еще когда говорил, что дар у меня имеется немалый… и я могла бы магичкой стать.
- Тебе нельзя в столицу.
- Почему это? – она подхватила с блюда орешек и, повертев, на землю кинула.
- Договор…
- С кем и когда он был? – Милослава плечиком дернула. – Небось, когда договаривались, меня не спросили, хочу ли я всю жизнь в глуши провести. А я не желаю! Что мне здесь делать?
- Замуж…
- За кого, дядя? За соседа?
- А хоть бы… вон, Вояр на тебя давно заглядывается…
- Пусть хоть все глаза выглядит, - промолвила Милослава. – Он мне не ровня…
- Хватит! – Верень ляснул кулаком по столу. – Я сказал…
- Ты жене своей говори, она послушает, клуша. А я, дядечка, чтоб ты знал, своим умом жить приучена… мне таланты развивать надо… дар!
- Своим…
- Тише, - Красава взяла мужа за руку. – Пускай…
Не то, чтобы она хотела помочь Милославе, просто вдруг осознала: не уживется. Не даст супруг Милославе воли, не позволит ей в столицу отбыть, так ведь кого Милослава изводить станет?
На ком обиду выместит?
А дом, в котором свара на сваре, долго не простоит.
- Пускай едет. Здесь и вправду… молодой девушке в столице жениха отыскать проще… - она говорила тихо, и муж остывал.
Успокаивался.
- Дура ты, - сказал он Милославе, и та вспыхнула.
- Это жена твоя…
- Еще одно слово и отправишься. Не в столицу. В монастырь. И будешь там свои таланты развивать, - тихо он произнес, но Красава поняла: и вправду отправит он племянницу в монастырь.
Та тоже, верно, осознала.
И разрыдалась.
Слез же женских он на дух не выносил.
- Вот чего с нею делать… неможно ей в столицу… - сказал он ночью.
- Почему?
По ночам на Красаву нападала бессонница. И лежала она в перинах, что овец считала, что звезды, что думала о всяком, да без толку – не шел сон.
И голова становилась на удивление ясной.
- Прости, - муж поцеловал ее в щеку. – Но тебе о том лучше не знать… и что мне делать?
- Если… если и вправду у нее родичи имеются, то напиши. Будут готовы принять? Пусть едет.
Она точно помнит, что этой ночью видела деда. Что будто бы стоял он на распутье, опираясь на посох свой, и глядел в упор на нее. И губы дедовы шевелились, да только Красава, как ни силилась, ни словечка разобрать не могла.
…Милослава отъехала летом. И, говоря по правде, пусть и заповедано Божиней с роднею ладить, но дни до отъезда Красава считала, опасаясь, как бы не передумал муж. Он же, невзирая на письмо, со столице пришедшее – родич Милославин от слов своих не отступился, ждал ее у себя – ходил смурен, вздыхал и все про договор вспоминал. Но что за он – говорить не желал.
Милослава же чуяла неуверенность эту.
И в слезы ударялась.
В жалобы.
Дескать, вздумал дядечка сгноить ее в глухоманиях. И только когда села в возок – а пришлось для этакой дороги новый покупать, ибо не дело это боярыне знатное на старом возку в столицы ехать – успокоилась. И даже нашла в себе силы улыбнуться Красаве.
- Счастья вам, - пожелала Милослава скупо. И оглянулась, проверяя, стоит ли подвода, ладно ли гружена, все ли сундуки на нее поставлены.
