И пальцем ткнул в энтот самый шар, выточенный из того же камня-стекла. Был шар невелик, с телячью голову, да только холодком от него тянуло крепко.
Руки? Так и отморозить недолго.
- Не надо бояться, деточка. Мы лишь измерим уровень твоей силы.
Да не боюся я! Не пужливая уродилась. И шар обеими ладонями накрыла.
- Хорошо. А теперь глаза закройте.
Закрыла.
- И попытайтесь его согреть.
От это дело не из легких. В руках – не шар, живая поземка, которая за руки эти кусает, пробивает кажный пальчик сотнею игл. И бросить бы, да только я бросать дело на половине не привычная. Шар сжала, зубы стиснула.
Согреть?
Согреет.
Жар рождался внутри.
Как в кузнечной печи… как в черной яме, в которой ходит болотная руда, прежде, чем прольет слезы сырого железа… и этот жар плавит меня саму.
Одолеть норовит.
Да только не на ту напал. Я губу закусила, верно, до крови, потому как стало во рту солоно. И шар треклятущий держу, лью в него новорожденное пламя. Тесню холод…
- Достаточно, - раздался над самым ухом глухой рокочущий голос. – Мирослава, отметьте, пожалуйста, что испытуемая подняла планку до седьмой ступени… даже восьмой.
- Седьмой, - упрямо проскрежетала Мирослава.
- Если вам так будет легче.
Я глаза открыла.
Шар был… желтым? Янтарным. Да с переливами…
- Восьмой, седьмой… - проворчала женщина в чернобурках и, вытащив из муфты руку, поднесла ее ко рту. – Какая разница… для целительницы и третьей хватит. Заканчивайте уже… собеседоваться.
Говорила она томно, негромко, однако же на слух Зося не жаловалась.
- А я не к целителям пойду, - руки жгло, и ладони покраснели, будто бы я их и впрямь в печку сунуть глупость имела.
- Куда еще? На отделении Общей магии конкурс высокий. И там вы, милочка, уж простите, не пройдете. Сила-то у вас имеется, да к ней и знания надобны…
Я мотнула головой.
- К теоретикам? – женщина вытащила другую ручку, беленькую холеную, с ноготочками розовыми, аккуратными.
- К боевикам… - я и подбородок задрала, чтоб выше казаться, хотя ж рост мне Божиня дала недевичий… небось, в нашем селе выше меня только Миклухо-кузнец, да и то на два пальца всего.
- Куда?
Мирослава хихикнула.
Мужчина поднялся. А поднимался он неторопливо, будто бы и вправду из камня выточенный. И шуба медленно сползала с широких его плеч.
- Дурная шутка, - пророкотал он.
- Я не шучу, дяденька, - я глядела на него снизу вверх и думала, что, небось, мой дед был таким же… преогромным… и люди сперва крепко его опасалися, пока не поняли, что норову он спокойного. – Я…
- Не шутишь, стало быть…
Он обходил меня кругом, ступая мягко, неслышно.
И сам себе ответил:
- Не шутишь… что ж, Зося возражений не имею.
- Фрол Аксютович! – воскликнула женщина, тоже поднявшись. – Вы это серьезно?!
Он лишь пожал плечами, а у меня прям от сердца отлегло, преисполнилась я уверенности, что теперь-то точно поступлю.
- Вполне. Не вижу причин для отказа.
- Но она же… она же женщина!
- Айиры тоже женщины. Но воюют. И учатся. Напомнить прошлогодний выпуск? Там их четверо было.
- Исключение!
- Где одно исключение, там и другое, - рокочущий его голос заполнял зал, и стены его темнели, будто бы не по нраву им, стеклянным да холодным, был Фрол Аксютович.
- Но… но она же…
- Вы спешите, дорогой Фрол, - сладенько пропела старушенция, которая вставать и не подумала. – Сами подумайте, какой скандал разразится… чтобы простая девка, холопка, почитай, вчерашняя…
