Сам он ставил тарелку за тарелкой.
- Не стесняйся. Тут готовят на всех, да только столуется едва ли не треть. Прочие предпочитают или на дому, или из рестораций обеды заказывать.
- А ты?
- А я не прочие.
Усмехнулся уже широко, клыки показав. От теперь-то я и поверила, что он азарин на половину, хотя прежде азар вживую не видела.
- Извини… напугал?
- Да нет. У меня и поболей будут… - я сама оскалилась. И пусть бы дедовой крови не достанет, чтоб полный оборот совершить, да только мне оно и без надобности. Мне и среди людей неплохо живется. От улыбки моей Арей не отшатнулся… а незнаемые со мною парни шарахалися, когда я, шуткуючи, клыки показывала…
- Ты…
- Из берендеев, - подсказала. – Дед был…
- Никогда живого берендея не видел.
- А я азарина.
Не обиделся, хмыкнул только:
- Я наполовину азарин.
- А я берендей и вовсе на четвертушку …
- Садись, четвертушка, - велел он, указавши на столик. – И завтракай…
- А ты…
Замялся, но сказал все ж:
- Пойду я… не надобно тебе со мною разговаривать.
- Отчего же?
Я нахмурилась: непривычная она в одиночестве трапезничать, этак и кусок в горло не пойдет.
- Или я нехороша?
- Скорее уж я нехорош, - Арей огляделся и все ж присел.
- Из-за того, что азарин… наполовину?
Оно и верно, азар никогда-то не любили, а опосля той войны, когда, как сказывали, полегло их, что колос под серпом острым, да только и наших не меньше, и вовсе возненавидели люто.
Слыхала я, как калики перехожие сказывали о той бойке, что длилася три дня, три ночи, да еще полдня. И про то, что от воронья, на мертвяков слетевшегося, небо стало черным-черно, а волчий вой разносился по-над полем, и кто слышал его, тот глох. Про стрелы, которые в землю воткнутые, прорастали, до того земля эта кровью напоенная была, про копья, что становились кустами аль деревами, про то, как девка одна ходила от мертвяка к мертвяку, все кликала суженого, спрашивала у каждого, не видал ли. И капельку крови на требу клала, пока крови этой вовсе не осталось, но и тогда искать она не прекратила.
Многое говорили про тот день, что сочиняли, что правдой было – я не знала.
Да только ж навряд ли Арей воевал, молод больно.
- Да нет, - он сцепил пальцы, - из-за того, что я раб.
И добавил зачем-то.
- Беглый.
9. Глава 9. Где речь идет о человеческой благодарности, законах и правилах Акадэмии
В отличие от азар, рабов мне видеть случалось.
Были холопы боярыни, которые, хоть и не рабы, но все люди подневольные, ходят, от земли взгляд не отрывая, над каждым словом трясутся, что бедняк над лишним грошиком, но все ж холопа по нынешнему часу хозяин ни убить, ни покалечить не може, разве что опосля вольную даст и иной выкуп, как то в Правде сказано.
А раб… раб – дело иное.
Бывали оне на ярмароке.
Вот к примеру тот челядин-чужеземец с бритою головой, клейменный аккурат меж бровей. И лобастый, страшный, он похож скорей на зверя лютого, понеже человека.
И сидит, точно зверь, на цепи.
А хозяин, всем и каждому, сказывает, до чего его челядин свиреп, что в бою он за троих стоял и не с мечом добрым, но с деревом, которое сам из земли выдрал…
…налево деревом махнет – и падает люд княжий оружный.
…направо – и лошади ложатся.
Сказывал да бил себя кулаком во впалую грудь, что не иначе, как чудом, пустил он стрелу, которая и уязвила чудо-воина. А после сети веревочные набросили, спутали…
Раб сидел.
Молчал.
Может, вовсе нем был, а может, устал от тех разговоров, от зазывал, которые приманьвали сельских парней силушкой померяться. Всего-то за три грошика! А ежели случится одолеть кому чудо-воина, то целых три золотых рубля дадут!
