Внучка берендеева. Второй семестр. - страница 20



Еще один морок?

- Вставай! – Арей рванул меня за руку. – Быстро!

Морок.

Откудова тут Арею взяться? Он же тянул меня, а я шла… мнилось – бегу, да только воздух кисельный бежать не дает. И выходит, что бреду, нога за ногу цепляю… того и гляди рухну. Но Арей не позволяет.

А вокруг…

Рыжее пламя лизало стены. Впивалось зубами в дубовые полки. И трещали, рассыпались глиняные банки, тлели пучки с зельями да травами, плавилось стекло… что-то падало и вновь же громыхало, наполняя лабораторию лютым смрадом.

- Давай же! – Арей добрался до двери первым и, распахнув, толкнул меня. – Иди! Беги! Ну же…

- А… ты?

Не морок.

Мороки не злятся. И не горят, будто свечи…

- Иди!

Он оттолкнул меня, сам же отступил и дверь захлопнул. Неужто и вправду думает, будто бы дверь запертая мне преградою станет? Нет уж… я…

- Стой!

Кирей вцепился в плечи, Лойко за руку схватил, повис, что гончак на медведе.

- Стой, ты ничем ему не поможешь!

За дверью гудело пламя. И по мореному дубу расползались пятна ожогов.

- Успокойся… ничего ему не станется. Ему – точно ничего…

Я с легкостью стряхнула Кирея. И Лойко. И…

Фрол Аксютович откудова взялся? Не ведаю. Просто шагнул, махнул рученькой и поплыло перед глазами все. Падала я в вешнюю зеленую траву. И падала, и падала, и боялась упасть, знаючи, что в траве этой – гадюк видимо-невидимо…

6. Глава 6. О всяком и разном

Трава травою, а просыпалась я тяжко.

Будто из болота выбиралась, но знала, что выбраться надобно. И для того – глаза открыть, даром, что слиплися, точно кто рыбьим клеем склеил.

Разлепила один.

Раскрыла другой.

Мутно все. Плыветь… влево рыбы, вправо раки. Откудова раки взялися? И вовсе не понятно, где я.

- Я ж говорил, обморок это… от нервов, - на Еськин бодрый голос голова моя отозвалася гудением. Не голова – колокол храмовый.

Ничего, ежель гудит, значит, есть чем.

- Зосенька, красавица, открой глазыньки… - Еська был рядом, а где – не пойму, не то сверху, не то сбоку, не то со всех сторон разом. – А не то поцелую.

От этакое перспективы глазыньки мои полуслепые разом раскрылися.

Раки не исчезли.

Красные. Матерые. С усищами длиннющими расползались они по потолку. Теснили друг дружку клешнями, хвосты топорщили… эк ладно намалевано! Будто живые. Хотя ж живые раки колер иной имеют, темно-зеленый, болотный.

- Видишь, если достаточно живая, чтобы твое рукоблудие критиковать…

- Это у тебя, Еська, по жизни рукоблудие. А у меня увлечение живописью.

- Ага, раками…

- Почему нет? Зослава, голова кружится?

Надо мной склонился некто. Был он рыж и смутно знаком. Царевич? Кто – не различу.

- Кружится, - сказал он, наклоняясь к самому лицу. И веко пальчиком оттянул. – Конечно. Это вполне естественно… ее бы к целителям на пару деньков отправить.

Евстигней.

Точно.

Я голос узнала. А вот лица не разгляжу. Силюся-силюся, но никак. Не лицо – блин с конопушками.

- Я тебе, кстати, то же самое говорил, - отозвался Еська.

- На себя посмотри. Можно подумать, сильно отличаешься. Все мы тут… блины с конопушками.

Это выходит что? Они в голову мою залезли?

- Нет, Зославушка, - Еська по голове меня погладил, а может и не он, может, кто другой из царевичей. – Это ты у нас вслух думаешь. Презанимательные, к слову, мысли. Слушал бы и слушал.

- К целителям…

Евстигней отступил.

- А ты уверен, что эти целители ее до смерти не доисцелят? – Еська присел и руку на лоб положил. – Зося у нас девушка, конечно, крепкая, но вот… есть опасения.