Внучка берендеева. Второй семестр. - страница 36

Не понимаю только, зачем они мне эту историю рассказали?

Не ради ж того, чтоб сказкою занять.

А спроси – не ответят.

Но я б спросила, да не успела. С протяжным скрипом отворилася дверь…

8. Глава 8. Внове о тайнах великих и малых

Кирей не вошел – ввалился, и рухнул бы, когда б не Егор, плечо подставивший.

- Если вздумаешь помирать, - любезнейше предупредил царевич, - то давай в другом месте…

- Может, мне тут нравится, - Кирей на плече повис и, мне почудилося, сделал это с преогромною радостью. А что, плечи у Егора широки, на такие не одного азарина повесить можно.

И сам он невысок, но кряжист, что твой дубок.

- Мало ли, чего кому нравится… - пробурчал Егор. – Ты помрешь, а нам убирать…

Выглядел Кирей… да краше в гроб кладут. Коса растрепалася. Сам белый, но как-то неровно белый, с желтоватыми пятнами. Глаза запали. И с лица схуд, будто месяц его недокармливали. Идет еле-еле, больше по полу ногами шкребает, чем идет.

А пахнет от него… дымом пахнет.

Гарью.

Рубаха в подпалинах.

На шкуре ожоги россыпью.

- Эк тебя угораздило, - Еська с другой стороны зашел, приобнял азарина любя, да так, что Кирей зашипел.

- Аккуратней!

- Эт тебе надо было аккуратней, а у нас, уж извини, как выйдет… за целительницами послать?

- Нет.

- Зря… тебя исцелять многие готовы… Зося, не подмогнешь жениху.

- А…

- А ты молчи, болезный… развели тут. Один калечней другого… смотреть противно… - Еська помог Кирею сесть и, опустившись на корточки, принялся сапоги стягивать. – Зославушка… отдаю его в твои заботливые руки.

И подмигнул так, мол, не теряйся.

Кирей застонал и, на кровать рухнувши, веки смежил, за что и получил от Еремы затрещину.

- Не прикидывайся. Сумел нагадить, сумей и ответить…

- Я тебя ненавижу.

- Ага… взаимно, харя азарская, - сказано сие было без злобы, скорее уж по привычке. – А ты, Зослава, не стесняйся. Ежели чего – поможем… подержим там…

Кирей вздохнул.

И левый глаз приоткрывши, на меня уставился.

- Живая…

- Живая, - подтвердила я. Поживей прочих буду. Вона, и звон в голове стих, и силушка в руках появилась, и любопытствие ожило.

- Здоровая… а я, Зославушка, помру, верно…

И застонал жалостливо-жалостливо. Когда б воистину помирающих людей не видывала, поверила б, что вот-вот отойдет, болезный. Сердце ажно сочувствием наполнилося.

Я Кирейку за руку и взяла.

- Больно?

- Ой, больно… моченьки нет терпеть.

Ерема фыркнул.

Еська захихикал… Евстигней подошел ближе, уставился на Кирея превнимательно, будто прикидывая, как его половчей запечатлеть. И представилася мне стена поминальная с Киреевой портретою в полный рост. Стоит он, горделивый, глаза пучит и в каждой руке – по раку.

- Воды… - приоткрывши второй глаз, взмолился Кирей. – Дай водички…

Дам.

От дам… Егор самолично ковшик протянул.

И посторонился.

Кирей заерзал, верно, почуял неладное, но все ж решил помирать дальше. Глазыньки смежил, рученьки на груди сцепил. И дышит через раз. Глянешь на такого, - хоть бери, обмывай да в гроб укладывай.

- В-воды…

Я и дала.

Цельный ковшик.

На голову. А после и ковшиком помеж рог приложила, спросивши ласково:

- Что ты творишь, интриган несчастный?

Интриганом его еще когда Еська обозвал. А я заомнила. Хорошее слово. Верное.

Кирей-то от воды разом ожил – не зря бабка говаривала, будто бы водица студеная супротив многих хворей помогчи способна. А уж ковшик осиновый и вовсе против дури – средство верное. Била-то я ласково, почитай, в четверть силы, хоть и крепкая у женишка моего голова, а все ему пригодится.