Позже мы детально рассмотрим, как люди используют религиозный обход; этот термин ввел в оборот Джон Уэлвуд в 1980-х. Джефф Браун подробно исследует это явление в фильме «Кармагеддон»: «Повзрослев, я начал искать религиозные практики, которые не давали бы боли всплывать на поверхность… Я путал самоизбегание с просветлением»[16]. Собственно, центральный посыл канонического повествования о пробуждении Будды в том, что мысли и желания препятствуют просветлению. Во время медитации под деревом Бодхи Будду охватили инстинкты и страсти: вожделение, желание, удовлетворение, сожаление, страх, неуверенность и т. п. Только сопротивляясь им, он достиг просветления.
Однако распространенные нынче практики осознанности, заимствованные из буддизма, ведут в верном направлении. Они помогают изучать мысли и эмоции на расстоянии и принимать их, а не бороться с ними. На мой взгляд, это первый шаг. В большинстве известных мне практик осознанности в той или иной версии присутствует парадигма целостного разума, и, следовательно, они не способствуют взаимодействию с мыслями и эмоциями, которые считаются преходящими и не стоящими внимания. Но зачем вступать в контакт с мыслями и эмоциями? Они ведь не могут нам ответить, разве не так? Оказывается, могут. И многое расскажут.
Как я узнал про части
Как и все, я считал разум единым и много лет учился на семейного терапевта (у меня ученая степень). В этой сфере разуму уделяют мало внимания. Копание во внутреннем мире считается потерей времени, ведь человек меняется вместе с внешними отношениями.
Но этот подход не работал. Я провел исследование результатов терапии среди булимиков и с беспокойством обнаружил, что они продолжают объедаться и исторгать из себя съеденное, не догадываясь о своем исцелении. На вопрос «Почему?» они бормотали что-то про части себя. Причем так, будто те не зависят от них и могут приказать им делать даже то, чего не хочется. Я было испугался, что грядет эпидемия диссоциативного расстройства личности, но, поразмыслив, в ужасе обнаружил отдельные части внутри себя. Некоторые показались мне крайностями.
Я заинтересовался и попросил клиентов описать их части. Они сделали это очень подробно. И даже рассказали, как те взаимодействуют. Одни воюют, другие дружат, третьи кого-то защищают. Позже меня осенило, что эта внутренняя система очень похожа на внешние отношения, изучением которых я занимался. Отсюда и название: внутренние семейные системы.
Например, клиенты говорили про внутреннего критика, который безжалостно набрасывается на них за каждую ошибку. Атака активирует часть, ощущающую себя обделенной, одинокой, опустошенной и никчемной. Это так тягостно, что на помощь спешит чревоугодие, превращающее человека в бездумную машину для поглощения пищи. Потом критик пеняет и за это, снова появляется ощущение никчемности, и так далее по кругу.
Сначала я пытался установить связь с частями, чтобы заставить их замолчать или остановиться. Например, посоветовал игнорировать критика или спорить с ним. Стало только хуже, и я не знал, что поможет клиентам победить.
Часть одной клиентки заставляла ее резать себе вены. Мы вместе весь сеанс уговаривали ее перестать, пока она не подчинилась. Я страшно устал, но был доволен победой.
На следующей встрече я увидел у клиентки огромный порез на лице. Я внутренне сжался и ляпнул: «Сдаюсь, мне тебя не победить», а часть неожиданно ответила: «А я вообще-то и не хочу тебя побеждать». Это был поворотный момент. Я сложил оружие и вступил в мирные переговоры: «А зачем ты так с ней поступаешь?» И часть рассказала мне, что старалась вытеснить сознание клиентки из ее тела во время акта насилия, чтобы она вела себя тихо и не злила преступника. Тут я стушевался и признал героическую роль части в судьбе моей клиентки. Часть разрыдалась. Все ее демонизировали и пытались от нее избавиться, и ей впервые дали шанс рассказать о себе.
