Внутренняя империя Юань - страница 2

– Раз вы так разбираетесь в людях, не проще им сразу отрубить голову, да и мою бесполезную, заодно, – пошутил Ван Юань насчет купцов.

Возможно, хан Хулагу, ввиду его странностей, был единственным в империи ханом, с которым можно было говорить напрямую, шутить и знать, что тебе ничего не грозит. Вдобавок, хан любил советоваться и выслушивать чужие мнения, любил различные взгляды на вещи, и этот неподдельный интерес, а еще доверительная искренность большого человека, подкупали.

– Я хан, но все же, еще не Сын Неба, – засмеялся "дядя" намекая на своего брата Хубилая, принявшего в Поднебесной этот титул.

– Тогда пусть верховный каган их рассудит.

– Вот и я о том же. Но все же, кто-то ведь должен за ними присмотреть. Тот, кому я могу доверять как себе. Эти монахи мне о своей вере все уши прожужжали. А, на мой взгляд, им и их вере недостает искренности. И все, что интересует прохвостов, так это сокровища Багдада, припрятанные мною на озере Урмия, да еще душа моего брата-кагана. Интересно, каким образом они будут пытаться склонить Хубилая на свою сторону?

– Тогда зачем подвергать верховного хана опасности?

– Самая большая опасность кроется в нас самих, и только от нас зависит, какой мы сделаем выбор. Ну и ты со своей стороны присмотри, если что.

– Рука не дрогнет, мне хан Хубилай как отец, – твердо сказал Ван Юань, невзирая на мнение ильхана, что он не убийца.

– Вот и договорились.

Хан радостно потер руки. – Завтра у меня во дворце намечается праздник, я тут себе еще одну жену присмотрел. Приходи со своей Думариной, я и на нее погляжу… Ведь пока ты мой гость, будешь мне другом и шафером.

Хан с удовольствием погладил ладонями свой круглый живот и хитро подмигнул Ван Юаню. И это можно было понимать по-разному, в том числе и как предсказание – намек на беременность его спутницы. Странный был все-таки этот хан Хулагу.

Как же случилось так, что очень любящая своего хана, ревнивая и властная Докуз-Хатун позволила Хулагу взять себе молодую жену? Она ведь не желала делить его даже с Олджей-хатун, единственной старшей женой, сопровождавшей хана в ближневосточном походе. Остальных всех жен и наложниц ильхана, по приказу Докуз-хатун оставили в монгольской степи.

Несмотря на запреты Докуз-хатун, ее строгой морали, ильхан слыл большим дамским угодником, любящим созерцать десять тысяч вещей – мир и его красоту, по-особенному остро проявленную в женщине. Возможно, именно поэтому хан Хулагу не спешил креститься, как обещал… – ведь Иерусалим еще не взят, а следовательно, есть еще время подумать и пожить в свое удовольствие. К тому же, сирийские христиане и так почитали хана святым, вместе с его добродетельной супругой Докуз-Хатун, водрузившими святой крест в многовековой столице аббасидов Багдаде. Возникшее противоречие нужно было как-то разрешить… Докуз-хатун позаботилась об этом весьма оригинально – она предложила хану взять в жены свою племянницу Тукити-хатун, ревностно воспитанную в христианской вере. И в такой способ "дожать" своего медлительного супруга.

Ван Юаня тяготило невольное гостеприимство хана Хулагу, он себя чувствовал лишним на чужом празднике, – хотя здесь и предлагали много яств, все они ему казались безвкусными. Так бывает, когда человек уже сделал выбор – результат многотрудной борьбы и самоотречения, а обстоятельства склоняют его снова окунуться в бездну сомнений. Почувствовав лишь на миг иные возможности, его душа теперь стремилась побыстрее освободиться от родственных уз – обязанностей, связывающих ее по рукам и ногам; глядя на бесполезные брачные хлопоты, он не находил для себя утешений, и нечему было радоваться другу жениха, когда невеста так безыскусна в любви. Но кто может заявить об этом во всеуслышание?