Внутри меня гасли звезды - страница 3

Экономка становится впереди, преграждая путь, но она одна из немногих, на кого я никогда не вымещала и не вымещаю свой гнев.

Пышнотелая милая миссис Данн с добрыми, как у собаки, глазами всегда была снисходительна ко мне. Именно она поддерживала меня первое время, когда я горестно оплакивала великую потерю всей своей жизни. Это потом я сорвалась, и даже ее чуткая натура не смогла угомонить взбесившуюся девчонку.

– Вы видите, в каком я состоянии? Не думаю, что отец обрадуется, если заметит, что на мне надето.

Я вру, на самом деле мне плевать, что он скажет или что подумает. Он видел меня и в обстоятельствах похлеще. Но чтобы не заваривать очередной конфликт, я все же прибегаю к подобной уловке.

– Хорошо, милая. Я скажу, что вы спуститесь чуть позже.

Прохожу мимо отцовской комнаты и замечаю, что после вчерашней разрушительной вакханалии и следа не осталось: все убрали. Мебель вернули на свои места, заменили постельное белье. Вот только зеркало и стеклянный столик уже не вернуть, они пали жертвой ночной разборки.

Ах, какая досада! Шутка, конечно же.

В своей жизни я устраивала всего лишь два погрома, и вчера был второй. Впервые это случилось еще в Нью-Йорке. Спустя пару недель после похорон я вернулась домой и наткнулась на коробки с вещами матери. Ее потихоньку принялись стирать из моей памяти. Начали с простого. Тогда я разгромила свою спальню так, что не осталось ничего уцелевшего. Это был мой первый приступ агрессии, в будущем переросший в диагноз.

Скорбь не должна переходить в гнев, потому что тогда человек становится монстром. Я стерла границы и превратилась в неуправляемое больное чудовище. Сначала были мелкие выходки, что-то наподобие побегов из дома, сильного алкогольного опьянения, невероятной раздражительности. Дальше – больше: аморальное поведение, драки, крупные скандалы. Я забросила учебу, пустилась во все тяжкие. Сложно представить хорошую девочку в такой ситуации, но, поверьте, возможно. Я действительно была милой, успешной, доброй, я была золотым ребенком таких же родителей. Но злость – это темнота. А в темноте очень легко заблудиться. И я заблудилась.

Доктора говорили, что это деструктивное поведение после психической травмы, совместившее в себе все виды агрессии. Обеспокоенный отец притащил самого лучшего психолога, для которого я стала лишь очередной подопытной мышью. Как вы уже поняли, он мне ничем не помог, а еще больше разозлил.

Не сказать, чтобы я тащусь от всего происходящего, скорее, мне даже плевать. Мне на все плевать! Индифферентность не коснулась только одного – мертвой матери (1). Мысли об ее отсутствии вызывают плохие эмоции и управляют моим буйством.

Ее не стало – не стало и какой-то части меня. Она утащила ее с собой.

Я зла на нее, на отца, на этот мир. Все из-за них. Они виноваты в том, что уничтожили во мне человечность. А теперь я постоянно слышу мольбу, которая должна побудить меня сжалиться. Но я не смогу, а главное, не захочу этого сделать.

Стук в дверь. Легкий, неуверенный. Папаша пожаловал.

Я вздыхаю так, словно кричу: «Больше не могу!» Мое шаткое терпение и правда на исходе.

– Дакота…

Он стоит возле порога, боясь начать разговор. В красных, от бессонной ночи, глазах читается усталость, боль, страдание. Я знаю, ему осточертело мое отвратительное поведение, но он ни разу так и не сорвался, не крикнул, не упрекнул. Железная нервная система. Все-таки он тот еще крепкий орешек! Я бы уже давно сослала такую дочурку на другой конец света.