Читать онлайн Алла Горбунова - Внутри звездопада

«мы приходим тебе порадоваться,
и ты нам порадуйся», —
говорили звёзды,
падающие на поле

Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и взаимодействию со средствами массовой информации Правительства Санкт-Петербурга

Голоса из глубин земли

«подружка весёлого серого воробья…»

подружка весёлого серого воробья

уличного музыканта, аскающая в метро

и одноногая девушка журавля

ждут жаворонков, грачей, куликов-сорок

на птичий собор, пламенный птичий костёл

а подо льдом реки

рыбы сложили в огромный яркий костёр

свои колкие руки, разноцветные плавники

крылья падают ниц, плавники воздымаются ввысь

лепестками, качаясь, плывут, как мальки в невода

и вода ударяет в песчаный мыс

и цветы улетают, как птенцы из гнезда

в никуда, в никогда.

Дорожная песенка

я буду ходить по одной и той же дороге

от дома до станции от станции до магазина

эй, что нового на дороге? и что вечно

останется тем же самым?

вот новые люди идут по дороге а вот знакомые люди

вот алкоголик Букаха под грузовик попавший

вот продавщица постаревшая тётя Валя

я буду смотреть на одни и те же озёра

в лесу на одни и те же деревья

что нового появилось сегодня на закате и на рассвете?

что осталось как было?

знаю эту полянку эту скамейку

этот клочок болота это грибное место

эту развилку

я буду останавливаться у одних и тех же предметов

смотреть подолгу любя и запоминая

я никогда не пресыщусь одним и тем же любимым

буду проснувшись спрашивать каждое утро:

как спалось? что нового и что вечно

останется тем же самым?

пусть отвечает: люблю тебя новой любовью

наяву и во сне, но вечно

остающейся той же самой

я буду ходить по одной и той же дороге

от дома до станции от станции до магазина

эй, что нового на дороге? и что вечно

останется тем же самым?

Утро

перед смертью старики начинают всё время спать

говорят: «и что это я всё сплю?»

от смерти проснувшись говорят: «как долго я спал»

«надо делать дела»

а я всё ворочаюсь,

сквозь сон думаю:

когда уже утро?

какая тяжёлая, какая долгая ночь

с добрым утром,

бабушка, дедушка,

вот и утро пришло

как я долго спала

надо делать дела

силы мои со мной

ум мой светел

мне ничего не снилось

Песенка о возвращении в Питер

я вернусь в Питер снова

скоро

когда мёртвые выйдут из могил

совсем скоро

я вернусь в Питер

когда мы снова станем детьми

когда нас снова полюбят те кто нас разлюбил

и мы снова полюбим всех кого разлюбили

я уже почти в Питере, да

осталось совсем чуть-чуть

я вернусь в Питер снова

когда

вырастет новый лес

через пару поколений

когда

море вновь подойдёт к моим окнам

через пару тысячелетий

когда человечество смоет с лица земли

детка, я вернусь снова

прожить с тобой мои лучшие годы

я вернусь чтобы снова

впервые увидеть маму

всё встанет на свои места

все вещи вернутся на свои места

и я вернусь в Питер

«всё родное, любимое, одноразовое не имеет души…»

всё родное, любимое, одноразовое не имеет души

долгим тяжким трудом

ты добыл себе душу

и уходишь всё дальше

а потом оглянёшься и видишь —

всё родное, любимое, одноразовое

стоит за твоей спиной

на тебя смотрит

в своём первозданном, телесном, дремучем Раю

осуждает или прощает

он такой же как мы да не такой

наш да не наш

с ним что-то не так

глубинно знает природа что с ним не так

понимает и не понимает

или он спасёт нас

или погубит

в глазах его стыд и жалость

в глазах его гордость и дерзость

как ты смотришь на них бессмертный

что ты сделаешь нам бессмертный

«Когда-то всё цвело…»

Когда-то всё цвело

Мы слушали колёсную лиру

В дубовом лесу

Меж деревьев прятался Волк

Красная Шапочка шла по лесу

Проведать бабушку

Бабушка не слушается, выплёвывает лекарства,

Вызывали психушку

Бабушка Красной Шапочки

Запертая внутри Волка

Поёт:

Сколько в Волке людей

Эти люди в крови

Сколько в Волке детей

Проникших сквозь зубы к нам

Когда-то молоко было глубоким

Каша была густой

Бабушка была молодой

Под окнами бродил Волк

Провожала в школу Красную Шапочку

Встречала из школы красную варежку

Водила красное платьице к детским врачам

Запрещала красным чулочкам гулять по ночам

Не узнаёт, собирает тюки

Топчется в коридоре

Открывает духовку, смотрит:

Кто эти дети играющие в коридоре?

Кто эти мёртвые гуляющие в коридоре?

Я не поеду в морг, – говорит, – сегодня.

Не знаю, простится ли вам.

Когда всё расцветёт

Мы услышим колёсную лиру

В дубовом лесу

Ржавыми ножницами мы распорем Волку живот

Смерти, безумию, старости мы распорем живот

Когда всё расцветёт

Когда в дубовом лесу

Мы услышим колёсную лиру

Колёсную лиру!

Выйдет бабушка невредимая

Молодая дедушкина жена

Скажет: Чем вас кормить?

Молодая красивая мамина мама

Скажет: Что будете есть?

Что будете пить? Будем есть,

Будем пить и говорить: «Спасибо!»

Наелись? – Наелись! —

На здоровье! – Спасибо!

Не знаю, простится ли нам.

«музыка, голоса из глубин земли…»

музыка, голоса из глубин земли

скалы, из расселин которых выходит свет

крепости в горах, путешествия по бурному морю

чем ближе смерть, тем прекрасней становятся сны

чем глубже болезнь, тем ярче, прозрачней, красочней

новая жизнь

на другом берегу в новом доме

за стеной, за забором, за туманом

поют монголы у мёртвого тела

давай засовывать пальцы в рот львице!

у меня вместо глаз пылающие огнём щели

чтобы достичь этой жизни

тело должно погибнуть

через текущие на юг реки древние мосты

из глаз монгола на меня смотрят дикие звери

если я выздоровею сны отступят как море

мне будут сниться обрывки дневной суеты

сны живых переполнены жизнью тела

я слышу монгольское пение

я чувствую новую жизнь

«в снах моих до сих пор живут…»

в снах моих до сих пор живут

выстрелы, падающие в траву,

ров, как русло мёртвой реки,

поле – поверженные полки

грусть, которая прежде жила

на вырубках и в урочищах,

на дне радости поселилась и там спала,

как пуля в сердце ворочаясь

Старик прививает вишнёвое дерево

старик прививает вишнёвое дерево и снимает

с него златогузки зимующее гнездо

снег отряхнув распрямляется поднимает

ветви вишнёвое дерево тянучись за звездой

мается старик своей старостью дерево прививая

по ветвям вишнёвым бежит молодая кровь

звезда из гнезда вылетает и забывает

что она была златогузкой и будет ей вновь

на соседней сливе боярышница зимует

смерть на пригорке стоит улыбается старику

зацветает вишня старик узнаёт родную

и вишнёвая кровь струится по черенку

начинается лето и вылетают над садом

боярышницы и бабочки шелкопряда

и земли не касаясь старик летает по саду

и бабушка-смерть с ним неразлучно рядом

он летает по пояс в утреннем тёплом тумане

сад сквозь небо растёт и лежат на траве облака

белая бабочка с ним и она снимает

с него старость как кокон ненужный для мотылька

Баллада Джеда, Риппа и Тома

раскрылись цветы, пробудилась божия кровь,

дурак в реку нассал, леший в дупло дрочил,

в небе на выпас вышло стадо божьих коров,

вышли из-под земли Джед Файер и Рипп Ван Винкль,

с ними портной Пипинг Том – и три старых козла,

три нарцисса Джед, Рипп и Том, ветрены и нежны,

три зачарованных деда, три цветка зла,

обсуждали друг с другом свои зимние сны,

и сказал Рипп Ван Винкль: в луковице своей

я спал в Каатскильских горах и жизнь свою пропустил,

и проснулся я старым дедом, как тот еврей,

что семьдесят лет проспал, а после о смерти просил,

и сказал Пипинг Том: под снежным сугробом зимой

я подглядывал за Годивой, и я ослеп,

но я пробивался наружу, окутанный тьмой,

потому что мне так любопытно – а что на земле?

и Джед Файер сказал: я была никакой не дед,

а чернокожая Джада, порномодель,

я снималась в порно с двадцати двух лет

там, под землёй, но другим я родился здесь.

и сказали они: неужели лгут

эти зимние сны, где мы, не рождены,

были кем-то другим, или гномы на горном лугу

нас опоили, и то были воистину мы?

и сказали они: мы не знаем о том,

родились или нет мы на свет,

или давно погибли Джед, Рипп и Том

Том, Рипп и Джед.

Пробуждение леса

3омбиапокалипсис в Раю

Мы прибыли в Рай, и что мы увидели там?

Зомби, прячущихся по кустам,

котят-упырят на окнах забытых домов,

детей-херувимов, отворачивающих лицо,

потому что с их губ каплет кровь,

когти растут на руках,

и даже братья мои архангелы, которых я знаю в лицо,

превратились в зомби и пожирают плоть

праведников, среди которых Авраам, Исаак и Лот,

и многочисленный, как морской песок,

из райских могил восстаёт

осквернённый прах.

Радуются и ликуют черти в Аду,

что всё в Раю наконец-то пошло в пи*ду,

как писал Чиннов, добро пожаловать на сковороду,

ку-ку хе-хе,

Зомбиапокалипсис произошёл в Раю!

В осквернённом Раю постоим с тобой помолчим,

глядя, как солнце падает на кирпичи

священных руин, как окровавленный серафим

выглядывает из них, и поднимается дым.

Я хотел быть святым, прожить праведно жизнь свою,

чтобы светлую Вечность пребывать вместе с Богом в Раю,

чтоб когда червь пожрет мою плоть,

мою душу не тронул огонь,

но стал зомби Господь,

и из всех моих планов теперь не получится ничего,

Вечность мою провернули теперь на х*ю.

Зомбиапокалипсис произошёл в Раю,

Зомби в Раю,

В Раю…

«Провинция. Апрель…»

Провинция. Апрель,

вороньи гнезда на деревьях,

тихое солнце в окнах старых домов.

По разбитой дороге у реки

вдоль ограды заброшенного монастыря

куда-то к окраине города уходят двое парней,

размахивают руками, превращаясь

в двух старых мальчишек из богоспасаемого дворика

между малоэтажных домов,

где развешано на верёвке белье:

белая футболка, чёрный джемпер, голубые трусы,

колготки, полотенце, пододеяльник.

Маленькая собачка бежит к хозяину навстречу

и виляет хвостом.

Дед сидит на лавочке, курит.

Пахнет костром и влажной, свежей землёй,

перегнившими за зиму листьями.

Мальчишки играют на закате в руинах.

У них есть баллончики, они ими пишут на стенах.

Желтыми, как сосновое солнце, досками забиты окна,

и пахнут смолой. В дверных проемах

лежит выброшенное тряпьё. Кучи дров, коты.

Старик, член местного союза писателей,

опираясь на палку, рассказывает:

«У меня была хорошая жизнь»,

и дарит свою маленькую книжечку,

в которой написано:

«Я не пришёл к ней ночью.

У неё было слишком много мужчин.

А в моем понятии такие женщины уже не могут

ничем одарить».

Восьмидесятилетняя женщина, к которой когда-то ночью

не пришёл этот мужчина,

живет на другом берегу реки

в доме со спутниковой тарелкой и вывеской «Ателье».

Вечерами она смотрит на реку

и вспоминает всех своих мужчин:

Виктора, с которым это было просто так,

Николая, которого ей было жалко, потому что он пьяница,

Володю, к которому тянуло неудержимо

и хотелось водить пальцами по бровям

и вцепляться двумя руками в лохматую голову.

Её правнук играет в жидкой грязи на набережной.

В этом городе бомжи носят цветное тряпьё.

Желтые шары фонарей на набережной

светятся в темноте.

Мысли во время варки сосисок

(Реальность)

Включена плита.

Включена ли плита?

Кажется, что включена, а если все-таки нет?

На плите сосиски кипят.

Кипят ли они?

Сосиски ли они?

Вдруг вообще ничего нет?

Вдруг реальности нет?

А где айпэд?

В сумке.

Точно ли это айпэд?

Может, это не айпэд, а только его футляр.

Что ж, по всем признакам это айпэд,

А если все-таки нет?

Его ведь могли украсть, а вместо него подсунуть

Нечто, похожее на айпэд.

Совсем как айпэд, и все-таки не айпэд.

Кто бы мог это сделать?

Бог-обманщик.

Отличается бред от реальности или нет?

Существует этот предмет или нет?

Это событие произошло или нет?

Чем да отличается от нет?

Чем существующее отличается от несуществующего?

Заказывала в церкви одному за упокоение,

трём за здравие,

А вдруг перепутала?

И что?

Живые умрут, умерший воскреснет?

Говорят, небо не канцелярия,

А если все-таки канцелярия?

Вперед

Читать онлайн Алла Горбунова - Внутри звездопада

Похожие книги