Днём он был образцовым молодым дворянином, русским аристократом, приехавшим в столицу моды и искусств. Он посещал светские рауты в роскошных особняках Сен-Жерменского предместья, где воздух был пропитан ароматом дорогих духов и запахом интриг. Он танцевал на балах, вел непринужденные беседы о литературе и искусстве, восхищался французским вкусом и любезно отвечал на вопросы о далёкой России. Его безупречные манеры, тонкое чувство юмора и обаятельная улыбка открывали перед ним любые двери. В этих разговорах он умудрялся искусно выуживать нужную информацию – настроения в элите, слухи о предстоящих назначениях, экономические тенденции, – всё, что могло быть полезно для его миссии. Он был искусен в искусстве задавать "невинные" вопросы, ответы на которые раскрывали гораздо больше, чем собеседник намеревался сказать. Он помнил каждое имя, каждую деталь, каждое неосторожное слово.
Но с наступлением сумерек, когда светские салоны затихали, а улицы пустели, начиналась его вторая жизнь – жизнь агента, тенью скользящего по закоулкам города. Тайные встречи в укромных кафе, где за чашкой дымящегося кофе передавались записки, замаскированные под случайные обрывки бумаг. Обмен информацией с курьерами, чьи лица он знал лишь по условным знакам и которые исчезали так же быстро, как появлялись. Эти встречи проходили в самых неожиданных местах: на шумных рынках, где крики торговцев заглушали шёпот, в тёмных арках, где тени прятали лица, или даже на кладбищах, где между надгробиями можно было незаметно обменяться информацией.
Передача донесений была самым ответственным этапом. Алексей использовал специально разработанные тайники: выдолбленные полости в старинных деревьях в Булонском лесу, расщелины в стенах заброшенных церквей, даже полые статуи в малоизвестных парках. Он оставлял там зашифрованные послания, написанные невидимыми чернилами, которые проявлялись только при определённых условиях. Процесс шифровки посланий был трудоёмким и требовал полной концентрации. Каждая буква, каждое слово преобразовывалось по сложному алгоритму, известному лишь ему и его контактам в России. Это был его щит, его гарантия безопасности, но и самая большая уязвимость, если шифр будет раскрыт.
Послания содержали важнейшие сведения: о перемещениях французских армий, о количестве провианта и боеприпасов, о состоянии морального духа войск. Он описывал не только факты, но и свои наблюдения о политической атмосфере, о настроениях в правительстве, о колебаниях Наполеона. Иногда он добавлял свои философские заметки, пытаясь разгадать истинные мотивы за кулисами большой политики, понять, что движет этим миром, этим "Ничем", о котором говорил Царь.
Напряжение двойной жизни постоянно давило на него. Он спал урывками, часто просыпаясь от малейшего шороха, его мысли постоянно возвращались к незавершённым делам, к потенциальным угрозам. Каждый комплимент на балу мог быть проверкой, каждое любезное приглашение – ловушкой. Он чувствовал, как эта постоянная игра истощает его, но отступить он не мог. Долг, присяга и неясная, но мощная притягательность его миссии гнали его вперёд. Он балансировал на тонкой грани, и каждое движение должно было быть точным, выверенным, чтобы не рухнуть. Эта двойная жизнь стала его единственной реальностью, и он погружался в неё всё глубже, понимая, что обратного пути нет.
