Запор мягко отодвинулся, без всякого физического участия, дверь распахнулась, и в нее, держа мечи наготове, протиснулись двое крутоплечих ребят. Я бы принял их за представителей Ледяной Гвардии, но их испятнанные золотыми блямбами панцири были не серебристого, а синего, даже густо-синего цвета.
– Цвет мудрости, – подсказал Саин.
Значит, подтянулись ученые, то есть коллеги Сергея Идонговича. И действительно, между первых двух появился третий. Не столь богато вооруженный, но с активно прущим наружу боевым прошлым. Высокий, широкий, костистый, с узкой, как рашпиль, физиономией, состоящей из одних узлов и изломов. Причем одна сторона диковато-красивого лица изуродована ударом. Моргенштерна, что ли? Но поправлять лицо дяденька не стал. Для лучшего воздействия на подследственных, надо полагать. Одет мужчина был в такую же хламиду, как и Тивас, но посох его выглядел гораздо богаче. Кипенно-белый, с большим алым камнем в навершии, богато украшенный серебряной насечкой, разноцветьем камней, упрятанный понизу в кованый наконечник, он мог быть использован и как оружие в крайней ситуации. Но потому как посох выглядел целым, похоже, до пиковых моментов у мага дело не доходило. А если и доходило... В отличие от Тиваса, свое оружие он под мантией не прятал. С левой стороны к черной ткани одежды приклеился длинный кавалерийский палаш со сложной чашкой гарды. Литье тонкое, изящное, но со следами затертых зарубин. Кожа, покрывающая рукоятку, потертая, прихватистая.
Маг тяжело оглядел помещение, каждого из нас осмотрел. Представился.
– Охранный Маг Бираг Пегий. Волшба здесь творилась запретная, некромантная, для существа живого противная, – низким голосом проговорил он. Повел хрящеватым носом. – Ныне же сущности той мерзостной следов не чувствую. Кто пояснит случившееся? – слегка возвысил голос.
Боюсь, что никто из присутствующих, кроме Тиваса, конечно, реальных объяснений случившемуся дать не мог. А он молчал, напряженно глядя на место дематериализации скандальной свинюшки.
Несмотря на царившее в помещении напряженное молчание, выпутавшийся из остатков кресла Хамыц выволок из-под руин мебели Баргула, деловито его отряхнул и поставил слегка очумелого степняка на ноги. Тот покачнулся, но устоял. Завершив спасательно-восстановительную миссию, певун огляделся в поисках утерянного оружия, обнаружил и, полностью игнорируя присутствие визитеров, направился к боевому товарищу, совершенно не обращая внимания на руководителя делегации, не отрывающего от него своего ястребиного взора.
Подошел. Поднял. Оглядел. Недовольно цокнул языком, обнаружив пепельный ожог на синеватом теле клинка, обтер меч о рукав, забросил в наплечные ножны. Поднял стрелу.
– Ты ли сразил тварь запредельную? – возвысил голос шрамолицый.
Хамыц недовольно качнул головой, ухмыльнулся виновато.
– Не я. Не получилось. Вот он, – и перебросил стрелу Тивасу.
Тот шевельнул телом, и стрела исчезла в складках хламиды.
– Меч не берет его.
– Кого?
– Свина этого.
– И как же он, – узкий подбородок качнулся в сторону Тиваса, – убил его?
Хамыц нахмурился. Он, похоже, на уровне инстинктов недолюбливал представителей правоохранительных органов. Недобро глянул на вопрошающего. С вызовом посоветовал:
– Его спроси.
Двое в синих панцирях недовольно заворчали.
Граик крест-накрест положил руки на рукоятки. Не приняв участие в схватке с нечистью, он, видимо, решил восполнить недостаток адреналина.
