Во сне - страница 11

На ступеньках лестницы Артур остановился и негромко сказал Мэй: «Я ее уложу и потом вернусь». Мэй знала этот взгляд мужа и послала в ответ воздушный поцелуй.

Глава 8.

Мэй всегда легко заводила знакомства, она располагала к себе людей своей ненавязчивостью, чувством юмора и готовностью выслушать собеседника. Эти качества приносили ей как дизайнеру, большую пользу: ведь всегда приятно помочь такому человеку, тем более молодой симпатичной женщине, безусловно, талантливой; а чем больше знакомств, тем легче было ей продвигать свои коллекции украшений.

Мэй был интересен ход мыслей собеседника, она старалась понять, почему тот или иной человек ответил на заданный вопрос именно так, почему его голос звучал так. Мэй плохо запоминала лица, но голос не забывала практически никогда. Однажды она была в театре на спектакле, и ее так впечатлило звучание голоса одного из актеров, что она запомнила его и старалась не пропускать спектакли с его участием; ей было неважно, что за спектакль, иногда она даже просто закрывала глаза и слушала его голос. Актер был малоизвестный, играл он неплохо, но своим голосом просто покорил ее: сильный, мужественный, с легкой хрипотцой, он становился бархатным, ласкающим, иногда нежным и любящим, а иногда чуткое ухо Мэй улавливало отчаяние и боль. Говорят, талантливый артист может выразить всю палитру чувств взглядом, этот человек все выражал голосом. Особенно Мэй нравилось, когда он должен был согласно своей роли говорить тихим голосом, почти шепотом; в эти моменты она наслаждалась звучанием его голоса: тихого, но мощного и чувственного.

Голосом Артура всецело управлял мозг, так считала Мэй. Артур умел в нужный момент придавать голосу ту приятную ноту, которая, по его мнению, сразу расположит нужного ему человека. Манера говорить и жесты собеседника тоже многое говорили Мэй, она всегда обращала на это внимание. Например, Моника, подруга Мэй, обладала очень выразительной мимикой; однажды она изобразила Мэй: сосредоточенный взгляд, легкая улыбка, брови слегка приподняты, чем очень рассмешила Мэй. Голос Моники был низковат для женщины, но он никогда не был резким или грубым. Слова Моника произносила четко, речь ее лилась легко, Мэй нравилось общаться с подругой, а Монике нравилось общаться со всеми и, желательно, одновременно.

Именно Моника познакомила Мэй с Гарри, который иногда присоединялся к их посиделкам или совместным выездам за город. Однако, Мэй не могла даже себе объяснить, чем Гарри ее так раздражает. Он был среднего роста, с небольшим пивным животом, блондин, всегда в очках из-за плохого зрения, начитанный, эрудированный, с хорошим чувством юмора, всегда сопящий как многие аллергики. Как только Гарри садился за стол в кафе, где обычно любила бывать Мэй, он начинал переставлять посуду, дергать лепестки цветов или бахрому скатерти, что-то рассказывать своим скрипучим голосом, повторяя по несколько раз одну и ту же фразу. Гарри мог взять губную помаду Мэй, если она оказывалась на столе, открыть ее, закрыть, положить на место, снова взять, понюхать, пытаться ее тщательно рассмотреть, близоруко щурясь. Он был сборником каких-то фразеологизмов, часто повторялся, но иногда посреди всей этой белиберды, мог рассказать что-то действительно занимательное, яркое, над чем Мэй размышляла несколько дней. От общения с Гарри она уставала очень быстро, Мэй даже не старалась скрыть свою утомленность, надеясь, что он заметит и избавит ее от своего общества. Любой другой человек на месте Гарри давно бы понял и свел бы общение к минимуму, но не Гарри. Моника же общение с Гарри называла необходимым элементом для баланса; по ее мнению, Гарри таким образом уравновешивал соотношение приятных собеседников и друзей своей персоной: один странный Гарри на десяток нормальных людей. «А ведь могло бы быть хуже»,– с интригующим видом говорила Моника, объясняя необходимость присутствия Гарри в их компании. «Как хуже?» – спрашивала Мэй. «Намного хуже, чем Гарри», – отвечала Моника.