В поезде было несколько сотен человек, а такой как Григорий Алексеевич один. Он приехал сюда умирать. Да, он оденет перчатки и будет биться в кровь, но кто знает, может именно здесь рефери остановит поединок слишком поздно? Он знал, что ненормален. Возможно, даже больше ненормален, чем парень с бесом внутри, разница была в том, что Дубровину его безумие нравилось.
Бой с молодым перспективным тяжеловесом должен был пройти в рамках вечера одного из спортивных клубов средней руки. У турнира не было большой рекламы и раскрутки, всего в карде было несколько поединков по боям без правил. Григорий Алексей выступал третьим, организатор попросил подъехать ему и команде (три ха-ха) к семи часам. Сам бой должен был пройти к 8:00-8:15, в зависимости от срока окончания предыдущего. Официальных пресс-конференций не было: уровень не тот. Взвешивание провели за день и все. Благо, супертяжелая весовая категория дает свои плюсы: когда ты весишь за сотню килограмм, сомнений в твоей весовой категории не возникает. Дубровин просто договорился о том, что взвесится в раздевалке перед боем в присутствии представителей команды соперника и организаторов. Ради «Дуба» на послабление пошли.
Приезжая в каждый город Григорий Алексеевич считал своим долгом обязательно зайти в картинную галерею.
Тогда, в той прошлой для себя жизни, до того момента как он решил умереть на ринге, его жизнь была связана именно с художественным искусством. Сейчас этой прошлой жизни нет, она вычеркнута, забыта. Все, что было связано с ней в прошлом и посещение картинных галерей оставалось последним напоминанием о том, другом Григории Алексеевиче.
Перед посещением картинной галереи он успел немного прогуляться по городу, сходил на набережную и перекусил в небольшом кафе. Часам к шести он нашел самую крупную выставку, купил за какие-то смешные деньги билет и стал молча прохаживаться по коридорам, рассматривая картины. Вообще выставки в России ему не очень нравились. Качество и уровень организации оставляли желать лучшего, но он ничего не мог с собой поделать: везде от Калининграда до Владивостока, где бы он не выступал, ему обязательно нужно было здесь отметиться. Посмотреть на работы молодых художников, оценить выставленные репродукции или привезенные из Москвы (а откуда еще) оригиналы.
Казанская выставка демонстрировала современное искусство. Как ни скептически относился Григорий Алексеевич к «молодым и перспективным», работы этих молодых художников ему понравилась. Остановившись у одной из картин, он вдруг услышал голос за спиной:
–Вам нравится?
–Что? – он обернулся и увидел за спиной молодого мужчину лет тридцати в черном костюме.
–Вам нравится эта работа? – уточнил вопрос тот.
–Неплохо, – кивнул Григорий Алексеевич, – вы – автор?
–Я? Этой мазни? – вдруг рассмеялся молодой человек, – нет, я организатор, хоть к искусству и имею слабое отношение, – он показал на вывешенную картину рядом, – вот эта. Нравится.
Григорий Алексеевич проследил за пальцем и замер. В рамке висел гигантский плакат, похожий на те, которые вешают перед раскрученным боем. На берегу реки или озера стояли два мужчины, скрестив руки на груди. Оба человека на плакате были одеты в черные боксерские шорты, на здоровенных руках были перчатки. За их спинами красными буквами было выбито: «Битва за свободу IV. Остров Черный». Оба бойца спокойно смотрели куда то вдаль, а за их спинами собирались тучи.
