– Барышников! – услышав свою фамилию, одногруппник, сидящий за соседней партой в правом ряду, медленно поднялся. – Правосубъектность.
Оттарабанив определение, он сел.
– Отлично, Барышников, единичка. Беляева! Правоспособность.
Вот уж это определение я знала наизусть.
– Установленная законом способность лица иметь субъективные права и юридические обязанности, – чётко произнесла я, силясь перебороть улыбку.
– Всегда бы так, – наконец, удостоил меня взглядом Градов, а в его глазах промелькнула какая-то доселе неизвестная мне эмоция. Впрочем, он тут же вернулся к планшету и ведомости, в которую выставлялись баллы и отмечалось посещение студентами пар. Удивительно, но сегодня Евгений Александрович не зверствовал – давал легкие термины, не запомнить которые мог только откровенный идиот. Хотя доставшаяся мне в прошлый раз «аккламация» была как раз из таких…
– И чему вы радуетесь? – когда опрос закончился, студенты довольно загудели – а как тут не радоваться столь просто полученному баллу? Мелочь, а приятно. – Умудрились за год выучить откровенную элементарщину? Зубрёжка – уровень начальной школы. Знаний в ваших головах от неё не прибавилось. От результатов теста волосы дыбом встают… – отчитал нас преподаватель. – Впрочем… – он усмехнулся. – Чем хуже вы учитесь, тем меньше у меня конкурентов. Итак… – Градов пробежался по списку группы, называя фамилию, балл за тест и вставляя свой комментарий.
– Теперь те, чьих имен я не назвал. Беляева, Дрогалев и Никульникова – списываете вы у соседей по столу отлично, но за это я оценки не ставлю. Всем по нолю.
Я часто-часто заморгала, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Да меня, отличницу с золотой медалью, никогда не выставляли… такой… такой… дурой! И пусть сама виновата, в облаках витала, пока все писали, но почему сразу ноль?!
Набравшись смелости, встала со стула, что не укрылось от внимания Градова.
– Что-то хотите сказать, Беляева?
Не смогла совладать с эмоциями. Знала – голос сорвется, едва я захочу произнести хоть слово. Потому замотала головой и тут же села под раздавшиеся смешки с задних парт.
– А сейчас сведения для тех, кого я назвал раньше, и для тех, у кого есть хотя бы несколько нолей по темам в ведомости. До конца следующей недели вы обязаны их отработать. Лица с незакрытыми зачётами по темам к экзамену допущены не будут. – Голос Градова прозвучал громом среди ясного неба.
Ника сочувствующе взглянула на меня – ей, к счастью, отработки не требовались. Весь дальнейший семинар пролетел в какой-то дымке. Неудачи в учебе всегда больно задевали меня: синдром отличницы во всей красе.
Преподаватель продержал нас до самого звонка, что было ему несвойственно. Впрочем, на обед я не торопилась, а потому дождалась, пока все покинут аудиторию, коротко кивнув девчонкам, мол, идите без меня.
Собравшись с силами, подошла к Градову и храбро произнесла:
– Евгений Александрович, почему ноль?
Мужчина поднял на меня серые глаза, в которых промелькнуло удивление.
– Потому что ваша работа, Кристина, символ в символ идентична работе Валеевой. Делить оценку на двоих я не стал. Я знаю, что вы куда умнее, чем хотите показать. И если ноль вы закроете отработкой, то единица или двойка так и останутся в ведомости. Считайте, что я дал вам шанс исправиться.
– Как мне отработать? – выслушав преподавателя, задала закономерный вопрос. Сейчас, стоя рядом с ним, как провинившаяся школьница, я ощущала себя не в своей тарелке. Мне было неуютно – словно утреннего инцидента никогда и не существовало. Льдисто-серые глаза, казалось, могли вынуть душу.
