С его приходом к власти Каморра стала лишь сильнее. Мы владеем не только Чикаго, но и еще несколькими городами по всей Америке. У нас есть законный бизнес: гостиницы, рестораны, строительство и многое другое. Мы участвуем в различных благотворительных мероприятиях и являемся создателями нескольких фондов помощи бездомным, животным, детям и женщинам, которые стали жертвами домашнего насилия. Конечно, под всем этим скрывается и незаконный бизнес, о котором я мало что знаю, но это никогда по-настоящему не интересовало меня. Единственное, что мне известно, это то, что Каморра не терпит предателей и нарушителей законов, принятых моим отцом и дедушкой. Мы отличаемся от других семей Синдиката: не торгуем наркотиками и людьми, например, как Мексиканский Картель. И любой, кто будет пойман на этом, будет наказан изгнанием или смертью.
Я родилась в этом мире, с детства приняла тот образ жизни, который мне прописали и никогда не задумывалась о чем-то ином. Я люблю своего отца и Капо, уважаю его решения, благодаря которым Каморра и наследие моей семьи стали могущественными, хотя и не поддерживаю многие его поступки. Но я рождена в крови, в ней же и умру.
Я привыкла к жестокости, потому что выросла в таком мире, даже несмотря на то, что сама никогда не подвергалась ею. Каждый ребенок Каморры воспитывался и рос более ограниченным во многих вещах, чем обычные подростки в Америке, но мы знали для чего это делается. Наша безопасность была важнее любых увлечений, вечеринок и утех. И сейчас я знаю, что Чикаго – больше не безопасное место, но оно им вновь станет, когда каждый виновный заплатит за смерть моей матери, королевы своего короля.
Алессио паркуется у заднего входа кладбища, не доезжая до него, потому что никто не должен нас видеть. Мы выходим из машины и направляемся в сторону железного забора в виде решетки. Я иду следом за ним, не задавая никаких вопросов, да и не смогла бы, если бы захотела. Мои ноги дрожат, и я замедляю шаг, поэтому отстаю от Алессио. Когда он замечает это, то останавливается и возвращается ко мне.
Он одет во все черное, как обычно. Его капюшон скрывает пол-лица, но он стягивает его с себя, когда приближается, и теперь глаза цвета бури смотрят на меня, прищурившись, задавая немые вопросы. Алессио видит меня насквозь. Видит, что, несмотря на мои старания казаться сильной, я готова развалиться прямо перед ним.
Он делает шаг ближе, сокращая расстояние между нами, и тянется к моему лицу.
– Эй, посмотри на меня.
Я не колеблюсь и поднимаю глаза с земли.
– Мы здесь, чтобы попрощаться с ними, но если ты не готова, то ничего страшного. Это нормально – чувствовать страх.
– Я не боюсь, – мой голос дрожит, как и пальцы рук.
Я пытаюсь немного успокоиться, дернув заусенец, чтобы почувствовать физическую боль, которая смогла бы отвлечь меня от боли в груди и сжатия в легких.
– То есть я боюсь, но не похорон, – Алессио терпеливо ожидает, когда я продолжу, и смотрит на меня теплым взглядом, который он редко показывает. – Что, если я не смогу попрощаться с ними? Я знаю, что нельзя в жизни оставлять мертвых, но как я буду жить дальше без мамы? Как? Как я должна отпустить ее?
Мои глаза наполняются слезами, когда я поднимаю голову к небу, стараясь сдерживать их. Алессио делает еще один шаг ко мне и встает практически вплотную. Отсюда я могу почувствовать аромат мыла и свежести, а также тепло его тела, когда оно так близко ко мне.
