– Вот как. Оказывается, были жертвы, – ужаснулся новичок.
– Какой там. Живой. Но осадочек от негодяя остался, – погрозил воздуху Домбровский.
– То есть, по-вашему, виноват гидротехник? – изумился Войцех.
– А кто же еще? Так всегда бывает, когда наперекор идешь. Я за паном Бержем и в огонь, и в воду. Он меня один подхватил, когда сослуживцы выпхнули, – расчувствовался Домбровский.
Войцех живо представил футбольный матч, где вместо снаряда играют пухляшом Домбровским, а пан Берж стоит на огромных воротах и нелепо растопыривает ручки со своей наполеоновской комплекцией – скромной в отличие от наполеоновских планов.
– Теперь я его первый апостол, – парадно поднял подбородок бывший вояка.
По всей видимости, шеф-интендант находил приемлемой плату в виде нервозности, сквозившей в каждом движении, и приливов кортизола, шпарящих при всяком из пальца высосанном и от того еще более неразрешимом ЧП. Неужто к слепой лояльности толкает один только первобытный ужас изгнания? Но, пожалуй, культ личности давал Домбровскому больше, чем отнимал: раз и навсегда определенную систему координат, мер и весов, благодаря которым энергия не тратится на сомнения, а только на изыскание способов угодить. «А ведь придумает, и как софу подрастить, и как стеночку подвинуть, – рассуждал сам с собой Войцех. – Противно, когда “сделай или умри”, но разве можно сотворить что-то стоящее иначе?»
– А я, судя по всему, первый землемер, – сбил пафос Войцех.
– Землемер нам очень кстати, всё никак не решат, где котлован копать, – Домбровский открыл ящик со столовыми приборами и принялся подыскивать материал под ножки. – Вы уже оформились?
– Да, – полувопросительно произнес Войцех. Он был не до конца уверен, считать ли официальным трудоустройством полуподвальную возню впотьмах.
– Тогда возьмите деньги в стуле, – махнул рукой на притихших соглядатаев Домбровский.
– Вы храните деньги в стуле? – приготовился смеяться над шуткой Войцех. – В каком же взять?
– В любом, – примирялся Домбровский к паре ножей, чтобы скрутить их в спираль.
– В любом? Это как-то не укладывается… – призывал на помощь свои литературные познания Войцех.
– Они же одинаковые, – пояснил, как дураку, Домбровский. – Как бы я тогда, спрашивается, отличил, в котором из них деньги?
Последний аргумент был железобетонным, шарикоподшипниковым и ситценабивным. В общем, Войцех не нашелся, что возразить. Да и стоило ли? Вот тебе и стулья, вот тебе и деньги. Боязливо, как в защелкивающуюся щеколду, Войцех просунул руку под обивку ближайшего стула и нашарил купюры. На свет оказалось чуть больше, чем половина обещанного оклада. Но разве точный процент зафиксирован? Почему не взять с лишком, тем более сумма нарочно заготовлена. У Войцеха даже закралась: «Что, если деньги присвоить и укатить как ни в чем не бывало – никто не остановит. Сегодня же получить расчет на базе – и куда глаза глядят. Как соблазнительно и как подло. Неужели всё соблазнительное обязательно подло? Нет, лучше сейчас же вернуть, чем так мучиться».
Войцех двинулся к выходу и понадеялся, что решение созреет после, само собой. Как бы то ни было, предстоит объяснение: либо виновато скукожиться и каяться перед напарником за задержку, либо отстегнуть ему, чтобы уладил с дирекцией базы. Столь молниеносное изменение статуса тешило. Робкий и бессловесный час назад, Войцех в одной из расходившихся альтернатив будущего третировал напарника как посыльного. И пусть деньги еще не заработаны, а прилипли к рукам в дурманящем круговороте крепдешиновых крупье, где для затравки каждый за своим столом позволил выиграть чуть-чуть, чтобы под утро вытолкнуть в одном исподнем…
