Вода, в которой мы рыбы - страница 4

Действительно, как можно было заметить, с виду простой, как скворечник, дом изнутри был оборудован вполне современно. Да и каменный был, один из немногих в этом деревянном районе. А двор снаружи окружал высокий кирпичный забор, калитка в котором открывалась по сигналу дистанционного пульта, как и парадная дверь на крыльце. Из чего Мальцев в своё время сделал вывод, что отец перед смертью хорошо озаботился благосостоянием семьи.

По дому Бакланов перемещался чаще всего в инвалидном кресле с моторчиком, утверждая, что так ему быстрее. Вставал с него, по собственному признанию, только чтобы ноги не атрофировались от долгого бездействия. С этой целью занимался и разного рода зарядкой; Мальцев видел у него в комнате небольшие гантели и различные эспандеры. А для выезда «в большой мир» имелось ещё одно кресло, стоявшее в пристройке. И тоже с мотором…

– Колёса после улицы всякий раз мыть не хочется, – объяснил эту роскошь хозяин, и Мальцев тогда понял, что Лёня и в самом деле человек не бедный.

– Я мог бы и машину себе позволить, – заметил он как-то. – Только без надобности. Да и водители мы с мамой неважные… Если надо, проще такси заказать.

Ребята познакомились в пятом классе. Именно тогда родители Бакланова дали возможность сыну вместо обучения на дому посещать обычную школу, где он и оказался с Мальцевым в одном классе. Правда, проучился Лёня среди здоровых детей совсем недолго, но зато, когда родители вернули его на домашнее обучение, уже мама Володи проявила инициативу, предложив сыну ходить к Лёне в гости. Вот эти искусственные поначалу отношения и переросли постепенно в дружбу: ребята нашли множество общих интересов – от решения математических головоломок и логических игр до постепенных рассуждений на более взрослые темы.

Сейчас, сложив принесённые продукты в холодильник и взяв стаканы для кваса, Мальцев прошёл в комнату Лёни и уселся на диване. Сам Лёня в кресле на колёсах расположился напротив стола с компьютером.

– В последнее время окончательно разочаровался в коммунизме, – начал он разговор без раскачки, и Мальцев сразу вспомнил, как часто тот прежде касался этой темы. – То есть не в коммунизме как общественной формации, а в классовом подходе при его построении. В том смысле, что если коммунизм возможен, то на совсем других основах.

– То есть? – не понял Мальцев.

– Ну, как форма взросления человечества. Если коммунизм является высшей фазой развития, то люди со временем придут к нему сами. Искусственно же его строить – всё равно что заставлять женщину рожать прежде времени.

Мальцев хмыкнул. Сравнение, сделанное Лёней, показалось интересным, и он приготовился к развитию темы. Однако хозяин заговорил о другом.

– В последнее время размышляю о дарвинизме, – произнёс он так, словно именно на этом месте оборвался их последний разговор. – Естественный отбор, наследственность и изменчивость. Случайные мутации и закрепление тех, которые оказываются полезными для выживания вида… А кто определяет их полезность, не подскажешь? – спросил вдруг.

– Так естественный отбор и определяет, – не задумываясь ответил Мальцев. – Кто выжил, тот дальше и пойдёт.

– Тогда объясни: как из гладкошёрстного грызуна типа мыши вдруг взял да и возник колючий ёж?

– А что не так? Возник – и возник…

– Да то, что никакая мутация не сделает из мыши ежа сразу. Необходимо не меньше десятка последовательных мутаций. Как ступенек у лестницы. Которая, пока ты её всю не прошёл, на следующий этаж тебя не привела. Представь горную тропу, серпантин. Туда-сюда по склону. И лестницу на скале, ведущую с одного яруса на другой. Поднялся всего десять ступеней – срезал километр пути. А вот если в скале всего одна ступенька – какой в ней прок? Как ты по серпантину идёшь, так и пойдёшь дальше. Вот эта ступенька и есть одиночная мутация. Не станет она закрепляться через естественный отбор! Мутанты погибнут или сольются с немутантами. И никогда ёж не возникнет! Нужна готовая лестница, десять целенаправленных мутаций сразу. Понял?