И стояло мне только понять это, как член моментально остыл. За секунду я начал осознавать слишком много вещей. И чем больше проходило времени, тем увереннее здравый смысл брал верх.
Она была для меня самым сладким запретным плодом. Самым худшим кошмаром. Она была моим наказанием. Но я не имел на нее никакого права. Именно поэтому решил к чертям собачьим выбить всю эту дурь из своей головы. Все эти мысли...
Решил, что отныне буду видеться с малышкой только по делу. Нужно отвезти — отвезу. Нужно забрать — заберу. Но больше я не позволю себе стать к ней так близко...
Но София словно почувствовала это. Словно залезла в мою голову и вытащила оттуда все эти мысли. И когда ее губы оказались в непозволительной близости. Когда они все продолжали уверенно сокращать расстояние. А сладкий запах ванили забивался уже даже в порах. Я был готов выть.
Я готов был умолять. И я умолял. Молил ее не приближаться, потому что руки никак не позволяли мне оттолкнуть желанное тельце. Я знал, что не смогу сам, потому просил об этом Софию.
Но когда ее мягкие губы осторожно коснулись моих, бешеный импульс желания на огромной скорости прошелся по каждой венке внутри меня. Дикое возбуждение моментально собралось в штанах, плотно натягивая ткань джинс. А мозг так уверенно превратился в кисель.
И единственное чего я хотел в тот момент... Резко развернуть Софию к зеркалу. Не церемонясь задрать это милое платье. Больно надавить рукой на хрупкую спину, заставляя ее как кошка прогнуться, и в нетерпении отодвинув тонкую ткань трусиков, почувствовать налитым желанием членом все ее тепло. Ощутить каждой вздувшийся венкой какая она горячая. Почувствовать как ее смазка будет растекаться по моему члену.
И дабы удержаться. Удержать все свои сумасшедшие желания под контролем, я с такой силой сжал ее волосы на затылке, что был уверен — Софии невыносимо больно. Но мне было хуже. В миллион раз хуже, чем было ей.
И я не знаю с чей помощью смог удержаться в тот момент. Не знаю кому я должен быть так благодарен. И кого должен проклинать за все это безумие.
Но сдерживаться с каждой новой секундой становилось практически невозможно. Хотелось. Жутко хотелось запустить влажный язык в ее рот. Наглядно показать малышке с какой страстью принято целоваться. И мне все еще мешало чертово платье, что скрывало слишком много участков с молочной кожей.
И впервые в жизни. Стоя в примерочной рядом с ошеломительно красивой Софией, я понял, что не смогу. Не хочу больше сдерживаться.
Вкус ее сладких губ не смывающимся сиропом оставался на губах. И сколько бы раз я не проводил по ним влажным языком, я никак не мог от этого избавиться. И чем сильнее этот сироп разносился по организму, тем меньше самоконтроля оставалось внутри меня.
И только я подумал вновь о дикой необходимости ее губ, как София уверенно выбила из меня все это желание вместе с воздухом. Всего одна ее фраза. Три слова и я больше не мог нормально существовать.
"Ты мне нравишься". Она сказала это настолько невинно, что мне против воли захотелось разбить это чертово зеркало позади Софии головой. Лишь бы забыть. Забыть эти слова к чертовой матери. Хотелось перемотать время назад и оглохнуть на пару секунд. Уйти до того, как она во всем мне признается.
Но вместе с этим тогда мне пришлось бы ослепнуть, потому что я видел все в огромных небесно-голубых глазах. Мне даже не нужно было это признание, потому что так отчетливо все читалось в подрагивающей радужке. В страхе, что так и застыл в ее глазах.
