– Мать думает, Вы меня лечите от странностей, – заметила девушка, бросив на доктора Петрову неожиданно пронзительный взгляд.
Вивьен постаралась говорить ровно и спокойно.
– Я стараюсь, чтобы твоя психика обрела стабильность. Если у тебя есть таланты, глупо от них избавляться… Не так ли?
– Моя мать ожидает, что я выйду из клиники и стану той девочкой, что была два года назад…
– Твоя мать хочет невозможного, – Вивьен попыталась мило улыбнуться. – Мы никогда не станем прежними. Жизнь нас меняет…
– И нужно под нее подстраиваться? – закончила Елена.
– Ты взрослеешь.
– Приходится. – Елена сняла второй ботинок и аккуратно положила их на стол перед доктором Петровой. – Больше никаких институтских ботинок. Предпочитаю свою обувь.
Фраза прозвучала не как пожелание, а как условие.
И Вивьен не нашлась, что ответить. Елена подловила доктора Петрову на обмане своей матери. Елену поместили в клинику только ради одного – сделать стопроцентно нормальной. И если Елена дома хотя бы заикнется, что в исследовательском институте способности, наоборот, пытаются развить…
– Я не против способностей, – после паузы, озвучила девушка, – но мне они доставляют дискомфорт. Они проявляются спонтанно… Не вовремя… Я предпочитаю их… Контролировать.
В глазах девушки Вивьен неожиданно разглядела абсолютное спокойствие и холодный расчет – точно она посмотрела в зеркало. Вивьен всегда считала одним из своих талантов умение мыслить трезво, с холодной головой. И эта девчонка сейчас не паниковала, не просила и не заискивала. Она знала свои позиции и спокойно сообщала условия игры.
– Я смогу тебя научить, – доктор Петрова постаралась говорить как можно увереннее. – Со следующей недели мы сможем приступить к тренировкам…
– Почему Вы так заинтересованы в моих возможностях?
Вопрос поставил Вивьен в тупик, и доктор Петрова предпочла его проигнорировать. Не хватало еще, чтобы эта девчонка начала ею управлять.
Анатоль положил трубку на место и отбросил визитку в самый дальний угол своей шикарной квартиры в самом центре Москвы. Сын Бориса Гольберга – совладельца нефтяной компании – мог позволить себе подобные апартаменты. Квартира больше напоминала не жилье молодого человека, а музей современного искусства. В последнее время Анатоль всерьез увлекся коллекционированием картин современных, но очень модных и дорогих художников. В самом центре гостиной висело огромное полотно Эдуарда Непомнящего. Удивительное по красоте и мощное творение гения современности привносило в атмосферу квартиры сына миллионера ощущение загадки. Картина называлась «Вселенная».
Анатоль не мог он нее оторваться. Картина притягивала его взор, помогала уходить от суетной реальности, будоражила, вдохновляла… Молодой человек по-прежнему прожигал свою жизнь в клубах, подпольных казино, дискотеках, ресторанах… Но потом, придя домой из очередного клуба, Анатоль ложился на ворсистый ковер посреди гостиной и часами не сводил глаз с картины.
Борис Гольберг, найдя сына в очередной раз в стельку пьяным и разглядывающим монументальное творение Эдуарда Непомнящего, поклялся изрезать полотно на мелкие кусочки и смыть в унитазе. Но потом врожденная рассудительность и практичность все же остановили Бориса Моисеевича от уничтожения шедевра, за который его сын додумался выложить баснословные деньги.
«Картина совершенно не виновата в сумасшествии сына», – заключил Гольберг-старший и смирился с присутствием в гостиной «Вселенной».
