Вот он – ближайший крестьянский дом. Когда-то был основательный сруб, а ныне строение просело и завалилось на бок. Сигурд уже раньше видел подобные жилища. В отличие от длинных родовых домов скандинавов, в таких обитала одна семья. Окон нет, зато дверь открыта настежь. Наружу вырывается желтый вздрагивающий свет – не спят хозяева. Тем лучше, пусть взглянут в лицо смерти.
Женщина была одна. Сидела спиной к Сигурду и сосредоточенно возилась с какими-то тряпками. Похоже, шила. В центре жилища в большой глиняной кадке горел огонь. По деревянным стенам и потолку метались черные тени. Сизый дым медленно плыл в сторону открытой двери.
Белоглазый огляделся. Хозяйка не баловала себя излишней мебелью. Кроме грубого стола имелось три табурета. На одной из стен, под самым потолком, висели какие-то пучки трав. Один угол огорожен плетеной ивовой решеткой. Сигурд принюхался. Судя по всему – когда-то в этом загоне держали коз. Вот только сейчас он был пуст. Белоглазый нахмурился. Как бы хорошо отведать жареной козлятинки. Неужели у этой франкской ведьмы нет жратвы? С досады викинг пнул ногой решетку, и та громко хрустнула.
От неожиданности женщина подскочила на месте и резко обернулась.
Глаза ее расширились от ужаса. Она выронила из рук тряпки и поднялась. Подбородок дрожал.
«Сейчас заорет», – решил норманн и шагнул к ней, намереваясь при необходимости быстро свернуть хозяйке шею.
Нет, она не закричала, хотя Сигурд видел, что она близка к тому, чтобы грохнуться в обморок. Стоит, трясется, но молчит.
По скандинавским меркам женщина была некрасива. Черноволоса и излишне худа. Да еще безобразно высока. Белоглазый был сам весьма не маленького роста, а эта вальхийка умудрилась дорасти ему до плеча. Лицо вытянуто, как у лошади. А во что одета? Вместо платья балахон какого-то непонятного цвета. В Селунде мешки из-под ячменя выглядят краше. Нет, уродина еще та.
Сигурд поскреб рыжую бороду и спросил:
– Где ты прячешь еду, женщина?
Огромные серые глазищи, не мигая смотрящие на него, стали еще больше. Вальхийка затрясла головой и нечленораздельно замычала.
– Я знаю, – с нажимом протянул Белоглазый, – у тебя есть еда. Отдай ее мне, и ты умрешь без мучений.
Женщина что-то быстро залопотала на своем языке и молитвенно сложила руки на груди.
– Врешь, ведьма! – взревел викинг. – Чем-то ты сама питаешься, безмозглая тюлениха?!
От ужаса француженка бухнулась на колени и попыталась поцеловать ногу захватчика.
Сигурд грубо отпихнул ее и заскрежетал зубами:
– Не испытывай мое терпение, ведьма! Если я сейчас не получу жратву, то выдавлю твои глаза и сломаю каждую кость в твоем теле!
Вальхийка сморщила личико и заплакала.
«Вот ведь упрямая тварь!» – рассвирепел норманн. Он несколько раз сжал и разжал кулаки, успокаиваясь, и, с трудом сохраняя хладнокровие, вновь попросил:
– Дай мне еды, женщина.
При этом викинг недвусмысленно постучал себя по животу.
Робкая улыбка озарила лицо женщины. А в следующее мгновение она сделала то, чего от нее Сигурд никак не ожидал.
Француженка высоко задрала подол бесформенного балахона, шустро повернулась спиной к мужчине и нагнулась, касаясь ладонями земляного пола.
Белоглазый опешил, вперив единственный глаз в белые, чуть разведенные ягодицы. Во рту пересохло. Он вспомнил, что уже давно не имел женщины. С диким рыком, викинг расстегнул ремень, осторожно опустил на землю меч и потянул завязку пояса.
