Паспарту хотел было отвечать и не мог. Он вышел из комнаты мистера Фогга, вошел в свою, упал на стул и воскликнул:
– Ну уж это чересчур! а я-то думал о спокойствии!..
И машинально он сделал приготовления к отъезду. Кругом света в 80 дней! Или господин его сошел с ума?… Нет, это шутка! Они поедут в Дувр – хорошо. В Кале – пусть так. Вообще это не могло быть неприятно доброму малому, который пять лет уже не видал родной земли. Может быть, они даже доберутся до Парижа, и он счастлив будет увидеть великую столицу. Но конечно, джентльмен столь экономный на свои движения остановится там… Да, конечно! Но, тем не менее, правда что он едет, джентльмен, бывший до сих пор таким отчаянным домоседом!..
В десять часов Паспарту приготовил скромный мешок, заключавший в себе гардероб его господина, и взволнованный оставил комнату, тщательно заперев ее. Он явился к мистеру Фоггу.
Мистер Фогг был готов. У него под рукой был Bradshaw's Continental Railway Steam Transit and General Guide, который должен был доставить ему все необходимые указания для путешествия. Он взял мешок из рук Паспарту, открыл его и положил туда толстую пачку тех красивых банковых билетов, которые ходят во всех странах.
– Вы ничего не забыли? – спросил он.
– Ничего, сэр.
– Макинтош и одеяло?
– Вот они.
– Хорошо, возьмите этот мешок.
Мистер Фогг отдал мешок слуге.
– Берегите его, – сказал он, – в нем двадцать тысяч фунтов.
Мешок едва не выпал из рук Паспарту, как будто двадцать тысяч фунтов были золотом и страшно много весили.
Тогда господин и слуга сошли с лестницы, и дверь на улицу заперта была двойным замком.
На углу Савилль-Роу стояли экипажи. Мистер Фогг с своим слугой сели в кэб, быстро направившийся в Чаринг-Кросс, к которому примыкала одна из ветвей Юго-Восточной железной дороги.
В тринадцать минут одиннадцатого кэб остановился у решетки станции. Паспарту спрыгнул на землю. За ним последовал его господин и расплатился с кучером. В эту минуту бедная нищенка, державшая за руку ребенка, стоя босыми ногами в грязи, в оборванной шляпе с жалким пером на голове, и в дырявой шали поверх лохмотьев, подошла к мистеру Фоггу и попросила у него милостыни. Филеас Фогг вынул из кармана двадцать гиней, только что выигранных им в вист, и подал нищей, говоря ей: «Возьмите, добрая женщина, я рад, что встретил вас». Затем он пошел дальше. Паспарту почувствовал, что глаза его как будто увлажились. Он почувствовал нежность к своему господину.
Мистер Фог и Паспарту тотчас вошли в большую залу станции. Там Филеас Фогг приказал Паспарту взять два билета первого класса в Париж. Затем, обернувшись назад, он увидал пятерых своих товарищей по клубу.
– Господа, я уезжаю, – сказал он, – и различные визы, приложенные к паспорту, который я беру с собой, позволят вам, по возвращении моем, проверить мой путь.
– О, г. Фогг, – отвечал вежливо Готье Ральф, – это бесполезно. Мы полагаемся на вашу честь джентльмена.
– Так все-таки лучше, – сказал г. Фогг.
– Вы не забыли, что вы должны возвратиться…? – заметил Андру Стюарт…
– Через восемьдесят дней, – отвечал г. Фогг, – в субботу 21го декабря 1872 года, в тридцать пять минут одиннадцатого вечера. До свиданья, господа.
В половине одиннадцатого Филеас Фогг и его слуга заняли места в одном и том же купе. В 35 минут одиннадцатого раздался свисток, и поезд двинулся. Ночь была темная. Шел мелкий дождь. Филеас Фогг, прижавшись в угол, не говорил ни слова. Паспарту, еще не опомнившийся, машинально прижимал к себе мешок с банковыми билетами. Но поезд еще не проехал Сиденгама, как Паспарту испустил крик отчаяния.
