— Подожди-подожди, — я попыталась сесть поудобнее, но в моем состоянии это было невозможно, — а с чего ты взял, что если я туда пойду, меня будут слушать? Сам же сказал, что убить могут. Что ты тогда будешь делать? Вот придешь ты к ним весь такой в солнцезащитном креме, а меня нет, алары эти тебя не поймут, убьют и все…
— В тебе моя сила, я почувствую твою смерть, — проговорил он уверенно, стягивая с пальца кольцо, тоже серебро и малахит. Тоненький ободок с треугольным зеленым камнем в простой оправе, — возьми. Это защита.
Брать кольцо я не спешила. На защиту оно совсем не походило, вот на симпатичную, но совершенно безобидную бижутерию – да, а на защиту — нет.
— Возьми, — с нажимом повторил он, и я сдалась. Протянула руку, приняла холодное, не согретое теплом живого тела кольцо и, сомневаясь в том, что оно мне подойдет, попыталась надеть. Пальцы у светлячка были длинными, но ужасно тонкими, и я вполне оправданно ждала, что кольцо окажется мне мало. Ошиблась.
Оно село как влитое, обхватив указательный палец, и совсем негармонично смотрелось с моим сиреневым маникюром.
— Теперь иди, — велел он и исчез, лунным светом растворившись в темноте. Ни попрощался, ни имени своего не назвал. Наговорил всякого и просто сбежал, оставив меня одну в непонятках.
Я медленно поднялась, глухо кряхтя и чувствуя себя непозволительно старой. Отряхнулась, глядя на выход.
Идти туда не хотелось. Там меня ждало что-то странное, страшное и смертельно опасное. Совсем не то, что было нужно среднестатистической девушке.
Решительно повернувшись спиной к проходу, я похромала вглубь тоннеля, планируя, во что бы то ни стало, найти путь домой. Как я буду его искать, как узнаю, если учесть, что там еще с десяток таких же проходов открывалось, я не думала. Мне казалось, что свой путь я обязательно узнаю.
Найду, выберусь отсюда и никогда, ни при каких условиях, никому не расскажу, что со мной приключилось. И, пожалуй, схожу к психологу. Лишним не будет.
Я шла, и шла, и шла, и уже начинала даже не паниковать, а тихо беситься. Никаких светящихся дырок не было видно ни вверху, ни по сторонам неровного туннеля, ни даже под ногами. Только фосфоресцирующие нити становились все толще и светились ярче.
Затоптанную тушу с рыбьим хвостом я увидела минут через двадцать. Она лежала с размозженной головой, переломанными трехпалыми руками и неправдоподобно выгнутой спиной. Такая себе синекожая, лысая русалка с костяными наростами на пятнистой разбитой голове.
Дыры, из которой она вывалилась уже не было.
Меня подташнивало.
Из глубины туннеля послышался шорох, рык и быстрый стук лап и копыт по каменному полу.
— Только не опять, — простонала я, отступая назад.
Шум приближался, а я не то что бежать, я даже быстро идти была не в состоянии.
С потолка, где освещения почти не было, на меня спикировала огромная, мутировавшая летучая мышь, шипастые крылья задевали сужавшиеся книзу стены, но ее это не остановило. Мышь учуяла меня, записала в свои жертвы, и, больно вцепившись когтями в плечи, дернула вверх. Одна ее лапа очень удачно перехватила мое плечо и почти не поранила кожу, а вторая впилась когтями в плоть, глубоко увязнув в мясе.
Мы рывком поднялись в воздух, и я задохнулась от боли, задвинувшей на второй план даже страх высоты. Перед глазами новыми красками заиграли белые и красные точки, пульсируя в такт взмахам мышиных крыльев.
