Несильный удар – и стекло, вывалившись из гнилой рамы, звякнуло о плиты. Крепкая рука ухватилась за решетку, качнула ее вперед-назад, и прутья с хрустом рассыпались, словно были сделаны из перепеченного теста. В освобожденный проем просунулось обрамленное рыжей бородой лицо.
– Гюнтер!
Извозчик скорчил гримасу, долженствовавшую означать, что нужно вести себя тихо, и попытался протиснуться внутрь подвала. Однако окно оказалось для его тела слишком узким – «пивной» живот едва не застрял, словно пробка в бутылочном горлышке.
– Не надо! – громким шепотом произнес Максимов. – Останься там… Лучше позови кого-нибудь на помощь.
Сказал по-русски, потому что те немногие немецкие слова, которые знал, выветрились из головы. Гюнтер досадливо скривился – мол, не понимаю, – и его добродушно-озабоченная физиономия исчезла из пределов видимости. Максимов испугался: неужели уйдет?
Но через минуту-другую в окне снова замаячил знакомый силуэт, и на пол подвала со стуком упал металлический предмет. Максимов, извиваясь, добрался до него, дотянулся пальцами рук. Нож! Ай да умница этот берлинский кучер! Теперь нужно изловчиться и перерезать веревки.
Задача оказалась не из легких, но Максимов справился с нею – до боли в запястье изогнул кисть руки и перепилил свои тугие путы. С наслаждением стряхнул их на пол и несколько раз согнул и разогнул руки в локтях, чтобы восстановить нормальное кровообращение. Разрезать веревки на ногах было уже делом пустяковым.
Крысы, смирившись с тем, что добыча ускользает, разбежались по норам. Максимов с ножом в руке встал на ноги. Постоял, прислонившись к стене и успокаивая бешено колотившееся сердце. Все в порядке, не надо нервничать. Самое трудное позади, дело за малым.
Он вернул нож ждавшему под окном Гюнтеру и ужом скользнул в проем. Успел похвалить себя за то, что за годы отставки и благополучной семейной жизни не разъелся, остался стройным. Торчавшие в проеме обломки решетки зацепились за пальто… Проклятье!
Гюнтер, едва различимый в сгустившейся темноте, схватил его за руки, стал отчаянно тянуть наружу. Пальто трещало, но не поддавалось.
– Стой! – сказал Максимов. – Подожди, я сейчас…
Кое-как протиснувшись обратно в подвал, он решительно сбросил с плеч мешавшую верхнюю одежду. Мгновение подумав, сбросил еще и жилетку, остался в одной рубашке.
– Тяни!
Перевода не потребовалось. Гюнтер снова ухватил своего незадачливого пассажира за обе руки и мощным рывком выдернул его из подвала, как репу из земли. Они вдвоем полетели на тротуар. Гюнтер упал удачно – плечом, а Максимов, не успев подобраться, крепко приложился лбом, аж искры из глаз посыпались. Вот невезение-то…
Ладно, одной шишкой больше, одной меньше. Поднявшись, он дернул Гюнтера за руку.
– Куда?
Тот показал рукой вправо и приложил палец к губам: тише! На улице стемнело окончательно, с неба сыпалась колючая снежная крупа. Максимов сообразил, что подвал находится в том самом доме, возле которого он так по-детски попался в западню. Вслед за Гюнтером он обогнул здание с торца и увидел знакомое крыльцо. Окна были темными, единственным источником света оставался газовый фонарь, горевший в самом начале улицы, на повороте. Под фонарем стояла коляска. Безмолвный Гюнтер потащил спасенного русского к ней. Максимов, прерывисто дыша, бежал за своим благодетелем.
Вскочили в коляску. Гюнтер, не теряя времени, взмахнул кнутом. Лошадь рванулась с места, и коляску вынесло на ярко освещенный проспект. Максимов оглянулся, сзади не было никого. Уф-ф! Пронесло…
