Раздался смех.
Жужанна перестала бороться, лишь скулила от боли, не в силах совладать с ларвой.
«Это даже скучно, – протянула ларва. – Что мы с ней сделаем?»
Она развязно улыбалась и пялилась на Михея, ожидая, что он ей скажет. Но разве он имеет право решать, что делать с Жужанной.
«Ты же хочешь заставить её страдать? Я не права?» – «Нет. Отпусти. Молю». – «Ты уверен, что хочешь этого?»
Он не был уверен, но соврал.
Ларва ещё раз усмехнулась и исчезла.
Жужанна резко выдохнула и стала хватать ртом воздух. Марчел тут же оказался рядом с ней на коленях. Его взгляд был растерян, он не знал, как подступиться к ней и что ему позволительно сделать.
Михей засмеялся, зло, едко, в полный голос.
– Что это? – вскочив на ноги, спросила Кира. Она прижала руки к груди. – Вы слышали смех?
– Да, – отозвался Марчел. Он помогал Жужанне встать – после того, разумеется, как она разрешила к себе прикоснуться.
«На сегодня тебе достаточно. И я даже сжалюсь над тобой», – прошептала на ухо ларва, неизвестно как возникшая рядом, и щёлкнула вырколака по носу.
Всё потонуло во тьме.
***
Ларва сжалилась над Михеем, поэтому он не помнил, как превратился в человека. Он вообще мало что помнил. Видимо, Марчел дотащил его до спальни и оставил на постели, у которой сидела Кира, играя послушную сиделку. Михей припоминал обрывки разговоров, что услышал на поляне, но суть их ускользала от него. Кира и Жужанна явно повздорили, но в чём была причина, он мог только догадываться.
Праздник проходил в большом зале Верчице и сильно напоминал тот, когда госпожа объявила Михея волчьим отроком, а после он отрубил руки отцу. Михей сделал большой глоток из бокала. Вино было сладким и пилось легко. Он не заметил, как приговорил уже третий бокал, и всё ещё даже не захмелел. Михей так хотел, чтобы разум затуманился, затянулся поволокой, дарующей негу, но облегчение так и не наступало. Каждый глоток усиливал тревогу, давно поселившуюся в сердце, и заставлял острее ощущать собственное одиночество. Теперь Михей точно мог сказать, что он ненавидел пустые напыщенные торжества, наполненные притворством и мнимым весельем. Проходя сквозь зал и осматриваясь по сторонам, он замечал, как люди мало показывают свои истинные чувства, натягивая маски. Всё вокруг было обманом, и именно это ранило сильнее всего.
– Вот ты где! – позади раздался голос Киры.
Михей обернулся на него и оцепенел. Кира была совершенно не похожа на себя: непослушные рыжие волосы были собраны в высокую причёску, украшенную белыми цветами, повязка на глаз была расшита зелёным бисером, что подчёркивал цвет её единственного глаза, губы алели, а кожа отдавала благородной белизной. Тёмно-изумрудное бархатное платье изящно обхватывало тонкий стан.
– Михей, – Кира махнула рукой перед его лицом, – ты меня слышишь?
– Что? – мотнув головой, быстро ответил он. – Ты что-то сказала?
Кира фыркнула и закатила глаз.
– Твои манеры ужасны, – протянула она, усмехаясь.
Взгляд Михея зацепился за рыжую прядь, выбившуюся из причёски. Она раздражала, портила идеальную картину. Михей резко потянул руку и убрал её за ухо. Он посмотрел на Киру, улыбаясь, но она лишь сильнее побледнела.
– Что ты делаешь? – Кира сглотнула, отступая на шаг.
– У тебя прядь выбилась, – сказал Михей, извиняясь. – Я хотел помочь.
– На глазах всего Верчице. – Кира вскинула руки. – Лучше бы просто сказал…
– Почему это тебя так смущает? – Михей не сводил с неё взгляда. – Вряд ли на нас вообще кто-то смотрит…
