В тринадцать лет я навсегда ушёл из дома. Жил, где придётся и как придётся. С родными стал встречаться крайне редко.
На лозунги нашего советского государства я никогда «не вёлся», потому что оно не сделало для меня ничего хорошего. Мне от него – одни беды. Я государству никогда не был нужен, как и моей матери, потому и не хотелось жить по его правилам и законам. У меня есть собственное, отличное от вашего, понимание справедливости, достоинства и чести. Я, например, никогда не обижал бедных и обездоленных людей – сам из таких. Богатство отнимал только у тех, кто по моему убеждению нажил его нечестным путём: у партийной номенклатуры, «цеховиков», спекулянтов, валютчиков, жадных до денег «урок»…
– Вадуев, ваш допрос продолжится завтра утром, ждём ваших показаний по конкретным эпизодам обвинения, – сказала Сухорукова, председательствующая в судебном заседании. – А сейчас суд объявляет перерыв до десяти часов следующего дня.
Покидая здание горсуда, представители прокурорского ведомства сделали в фойе вынужденную остановку, поскольку на улице шёл проливной дождь.
– Вы удовлетворены посещением судебного процесса? – поинтересовалась у Ревелева куратор.
– Более чем. Конечно, я б с интересом дослушал до конца допрос подсудимого, но ничего не попишешь – завтра на занятия.
– Отъявленный уголовник, а поди ж ты, не обделён умом, имеет грамотную речь, обладает способностью убедительно излагать свои мысли. Во всяком случае, я поверила его рассказу…
Внезапно погода переменилась. Выглянуло солнце, дождь прекратился.
Ревелев отправился на улицу Костюшко в институтское общежитие. Оно располагалось в круглом 15-этажном здании рядом с 8-этажной городской больницей, также имевшей округлую форму. Местные шутники называли эти здания «Стакан» и «Таблетка».
2
Прошло шесть лет. До наступления нового 2001 года оставалось немногим более двух недель.
Возвратившийся домой с работы Дмитрий Ревелев удобно расположился в кресле и принялся просматривать свежую прессу.
В «Российской газете» его внимание привлекла небольшую статью, в которой сообщалось, что 10 декабря в колонии особого режима города Соль-Илецка Оренбургской области, именуемой в народе «Чёрным Дельфином», на сорок пятом году жизни скончался Сергей Александрович Вадуев, отбывавший по приговору суда уголовное наказание в виде пожизненного заключения. Официальной причиной смерти была названа острая сердечно-сосудистая недостаточность, осложнённая сахарным диабетом. Однако автор газетной статьи имел на этот счёт иное мнение. Ему представлялось, что Вадуеву «помогли» уйти из жизни, поскольку при его крепком физическом здоровье, постоянном выполнении физических упражнений даже в условиях тюремной камеры, что было общеизвестным фактом, для «Червонца» было нелогичным умирать в таком возрасте. На этой почве корреспондентом высказывалось предположение о том, что до осужденного могла дотянуться рука кого-либо из близких родственников убитых Вадуевым граждан.
«Месть – это вряд ли, в Соль-Илецкой колонии порядки строгие, случайных людей туда на работу не берут, – подумал Ревелев. – Не знаю, как там с сердечной недостаточностью, а сахарным диабетом Вадуев страдал с раннего детства».
Дмитрий Николаевич открыл книжный шкаф, извлёк из него одну из папок своего личного архива. Когда он разложил на письменном столе слегка поблекшие печатные страницы с газетно-журнальными статьями и фотографиями, неторопливо перелистал их, перед глазами заново проплыла история жизни этого человека, запомнившаяся людям отнюдь не благими делами.
