И так каждый раз, ночь за ночью я просыпаюсь в холодном поту и долгой истерикой. Я кричу до тех пор, пока не придёт папа и не успокоит. Позже он выбрал для меня врача, как он сказал, с которым можно поговорить обо всем , тот кто поймёт и поможет.
В первый раз доктор Мэир мне даже понравился. Мы рассматривали чёрно-белые картинки, ели мороженое и читали терапевтические сказки.
В следующие сеансы он стал упорно вторгаться в мою жизнь. Расспрашивать меня о том дне, будто я была на допросе. Я ему рассказывала всё, что помнила и знала, так как была ещё ребенком и не умела выстраивать личные границы.
В возрасте пятнадцати лет я поняла, что мой психиатр просто тянет резину. Каждый сеанс он спрашивает одни и те же вопросы и каждый раз все о той ночи:
– Эби, ты вспомнила что-нибудь, расскажи?
Что я могла вспомнить, я была ребенком у которого вдруг случилась эпилепсия. Я не помню даже во что была одета в тот вечер. Последней каплей стало то, что доктор Мэир оставил голосовое сообщение моему папе, в котором было сказано:
– Мистер Стоун, это доктор Мэир, психиатр вашей дочери. С прискорбием должен сообщить, что ваша дочь Эбигейл Элиза Стоун должна срочно лечь на лечение в больницу для психически больных детей, так как на приёме она ведёт себя не адекватно. В приступах ярости она кусает себя за руки, кричит нецензурную брань и рушит всё в моём кабинете. Если же вы не примите меры, мне придется сообщить в социальную опеку. Но я могу предложить вам другой вариант, цену вы знаете.
Зачем он врёт моему отцу, подумала я тогда, ведь всё, что он сказал сущая ложь. Неужели мой отец и вправду поверит в эту чушь? Но не тут-то было. Папа, прослушав сообщение, взял из сейфа все наши сбережения и помчался к доктору.
Мы никогда не разговаривали на эту тему. На следующий сеанс я все-таки пришла. И на все остальные, до момента наступления девятнадцати лет. До сегодняшнего дня. Когда я решила, что с меня хватит. Пилюли, которые я глотала три раза в день, выписанные доктором Мэиром сильно на меня действовали. Я как будто перестала чувствовать боль утраты, гнев и отчаяние. Три года пока я принимала лекарства, душераздирающие сны меня отпустили, я перестала ненавидеть этот мир. Да я в принципе его не чувствовала. Летала между сном и явью. Существовала а не жила. Я спала, изредка питалась фастфудом и иногда просматривала ленту в Инстаграм. Рассказав об этом мистеру Мэиру, я была готова услышать все что угодно, но не это:
– Ты не можешь перестать пить лекарства. Только они поддерживают твоё психическое расстройство. Если хоть одну таблетку пропустишь, поверь я узнаю. И ты окажешься в психушке. У тебя нет выбора, Эби.
Но принимать лекарства я всё-таки не стала, из-за принципа, но никому об этом не говорила. Да и особо некому было до меня дела. Отец каждый день после работы приезжал в тот лес, с ружьем. Он искал маму, или то, что от нее осталось. Папа приходил поздно ночью или не приходил вовсе, не знаю, я давно уже спала. Единственной, для кого я всё ещё существовала была моя бабушка, по маминой линии, у которой мы отдыхали на каникулах в Сардинии. Но и ей было не сладко, она потеряла единственную дочь, а с ней частичку себя и своего сердца. Бабушка готовила, стирала, помогала мне с уроками, но больше никогда не шутила и не улыбалась. Даже ради меня.
Перестав принимать лекарства, я снова стала видеть эти сны. Стала чувствовать агрессию, раздражение, гнев, опустошение. Все эти чувства ко мне вернулись. Но лучше чувствовать хоть что-то.
