Шейн глубоко вдохнул, заставляя голову заработать нормально. Присутствие омеги явно этому не способствовало.
— Я не злюсь. Ты прости, — он сел и, взяв свой сэндвич, покрутил его в руках. — И у тебя красивый смех. Я буду рад, если ты станешь смеяться почаще.
Питер, до сих пор сидевший в полуметре от стола, скрестив руки на коленях, неловко улыбнулся.
— Ешь, — сказал Шейн как мог мягко и пододвинул к парню тарелку.
Тот секунду пялился на сэндвич голодным взглядом, а затем торопливо схватил и, давясь, стал запихивать в рот. Шейн сидел молча и наблюдал. Только когда Питер проглотил последний кусок, сержант откусил свой бутерброд и выпучил глаза.
— Чёрт, он же ледяной.
Питер отвернулся, пытаясь спрятать улыбку за водопадом волос, а затем снова прыснул.
— Прости, — повторил он, наблюдая, как Шейн пытается воткнуть зубы в ледяной кусок говядины. — Это лучше, чем в больнице. Правда. Но в следующий раз, давай я приготовлю что-нибудь? Ну… — он запнулся, — если он будет… следующий раз.
Шейн, убедившийся, наконец, что он не настолько голоден, отложил сэндвич и посмотрел на гостя.
— Ты умеешь готовить?
— Не то чтобы очень. Но… — он снова хихикнул, бросив взгляд на сэндвич, и замолк.
Шейн внимательно смотрел, как меняется выражение его лица. Это было странное сочетание. Парня будто бросало из крайности в крайность, и Шейн откровенно боялся, что дело закончится истерикой.
— Не бойся, — сержант протянул руку и одними кончиками пальцев коснулся пальцев Питера, заметив, что тот снова начинает зажиматься.
Питер нервно кивнул.
— А что ещё ты умеешь? — спросил Шейн, торопливо сворачивая на другую тему.
— Полезного, или вообще? — парень едва заметно приподнял уголки губ, будто вспомнил что-то хорошее.
— Ты скажи, а я решу, полезное это или нет.
— Ну… — парень закусил губу, — то же, что и все. Могу убираться у тебя, почту разбирать, принимать звонки… Хотя вряд ли тебе что-то такое нужно. Ещё я играю на барабанах… Но вряд ли от этого может быть толк.
— Я не спрашивал, как ты можешь отработать жильё, — сказал Шейн мягко, чуть сильнее сжимая пальцы Питера. — Я просто спросил, что ты умеешь. Значит, ты музыкант?
Питер усмехнулся.
— Вроде того. Я играл в группе, недолго… Когда ушёл из дома.
— А почему ушёл? Не разрешали играть?
Питер встрепенулся всем телом, будто собирался взлететь, и упал обратно на стул, пойманный пальцами Шейна.
— Пусти… — выдохнул он, отворачиваясь.
— Я не хотел тебя обидеть.
— Пусти… — повторил Питер с каким-то отчаяньем, и Питер убрал руку. - Ты не знаешь меня.
— Я хочу узнать.
— Зачем?
Шейн промолчал. Встал и, взяв со стола тарелку, переставил её в раковину, стараясь уйти от неприятной темы. Это была просто работа, но вряд ли Питер хотел услышать такой ответ. Впрочем, это была ни хрена не работа. Это перестало быть работой в тот миг, когда ему, альфе, ударил в нос запах мяты. Но если не работа, тогда что это? Первобытные инстинкты? Одиночество? Поиски кого-то, хотя бы капельку похожего на него, но не стремившегося немедленно его убить? Шейн не хотел думать, что Зверь внутри него настолько силён. В такие моменты он вообще предпочитал не думать, поэтому он машинально включил воду, обтёр тарелку с обеих сторон и поставил в сушилку.
— Я за раскладушкой, — сказал он, не оборачиваясь, и вышел.
Вернувшись, Шейн принялся молча стелить постель, а когда дело уже было сделано, его почему-то кольнула совесть. Его собственная кровать была немногим удобнее, и всё же подходила для больного куда лучше.
