Волчья правда - страница 17



То ли очумев от напора наглого мальчишки, с виду так обычного студента, то ли испугавшись имени профессора Селезня, по всему – очень уважаемого человека в университете, да и во всем городе, стражник смутился и забормотал:

– Джим. Джим Бауши. Только я же ничего такого не думал. Я же не знал, что это к профессору, что это ветеран. Откуда я мог знать, что это такой человек. Вы уж это… извиняйте меня…

Стражник отступил в сторону, давая проход Карусели и Рогачу. Вид при этом у него был весьма расстроенный.

Они отошли на приличное расстояние, прежде чем Сэм поинтересовался у Рогача:

– Что это было? Почему он так просел?

Юлий усмехнулся, обернулся в сторону оставшегося за спиной обиженного стражника и сказал:

– Это он профессора Селезня испугался. Его тут каждая собака боится. А уж если доводилось хоть раз встретиться, то туши свет. На всю жизнь память останется. Характер у профессора скверный. Если ему кто-то дорогу перейдет да планам его помешает, то он с него живого не слезет. Всю душу вытрясет. Вот бедный рядовой Бауши и испугался за собственную душу.

– Смотрю я, ты тут хорошо пообтесался. Все про всех знаешь, – потрясенно пробормотал Сэм.

– Так надо было же чем-то заняться в промежутках между экзаменами. Вот я и изучал жизнь.

Юлий уверенно вел Карусель по кривым улочкам города. Внешне университетская часть мало чем отличалась от ремесленной или торговой. Разве что здесь было намного чище, да и люди, встречающиеся им, выглядели более нарядно и богато. Тут нельзя было увидеть пьяного нищего с дырявыми карманами да босого, просящего на углу подаяние, нельзя было неожиданно очутиться в центре уличной драки между не нашедшими общего языка пьяными посетителями соседнего кабака. Здесь все было чинно, благородно, словно иллюстрация к благообразной жизни, угодной богам.

Только Карусель знал, что скрывается за всем этим напускным благородством. Сколько грязи и подлости могут скрывать внешне такие уютные и красивые фасады домов. Он много раз сталкивался с этим городским хамелеоном и обманывался. Так что теперь его не поймать в ловушку. Он уже подготовлен.

Они миновали университет. Он возвышался на горе над домами. Юлий показал на него рукой и тут же потерял к нему интерес.

Через четверть часа они остановились напротив пятиэтажного дома, над входом в который висела вывеска «Кабачок “Три разбойника”». Верхние этажи занимали меблированные комнаты, сдаваемые внаем. На балконах то и дело появлялись шумные люди, о чем-то разговаривали, ссорились, спорили, бабы развешивали мокрое белье… Привычная жизнь постоялого двора.

– Вот здесь мы и посидим, – сказал Рогач.

– Зачем? – спросил Сэм.

– Соммерс остановился наверху. В кабачке он обязательно появится. А мы посидим, подождем.

Внутри «Три разбойника» ничем не отличались от типичных питейных заведений большого города. Дубовые столы и скамейки, барная стойка, за которой располагались полки, заставленные бутылками с вином и крепкими напитками. В интерьере кабачка ничто не говорило, какое отношение три разбойника имели к этому заведению. Разве что три медвежьих головы, висящие по разным стенам, подходили более или менее названию. Может, они и были разбойниками, которые причинили немало вреда хозяину кабака.

Усевшись за стол, Юлий сразу же завертелся из стороны в сторону. Его нетерпение вскоре прояснилось, когда к ним подошла пышнотелая девушка в белом переднике.