Волга-матушка река. Книга 1. Удар - страница 28

– Страшно, – промолвил академик, когда машина промчалась вдоль берега километров двадцать.

– Пустыня, – горестно подтвердил Аким Морев.

– Да. Вот как язык-то пустыни наступает на Поволжье. Мы там, в Москве, спорим, прорабатываем, планируем, а тут? Ну что ж – бери левее, Федор Иванович… В Разлом. Валяй прямо степью. Дорога скоро попадется, – приказал Иван Евдокимович и чуть погодя добавил: – Что ж, сайгака привезем… Тоже не шутка. А? Аким Петрович!

– Шутка ли – целого козла на стол!

– Я знаю, Иван Евдокимович, не беспокойтесь. На Разлом? Домчимся: мигнуть не успеете – там будем… Прямо и прямо, – так уверенно говорил вначале шофер, особенно подчеркивая свое «не беспокойтесь». Так говорил он и час спустя, но уже менее уверенно произнося «не беспокойтесь», так утверждал и сейчас, но слова «не беспокойтесь» произносит уже с дрожью в голосе, добавляя: – Разлом? Ге! Да я там был. Ге! Куропаточек кушал. Ге! Удивительно, в степи, в жару, аду кромешном, я бы сказал, а куропаточек тьма-тьмущая, особо на Докукинской балке.

– На чьей? Докукинской? – спросил Иван Евдокимович и потому не уловил тревоги в голосе шофера. – Что за балка?

– Докукинская? Это, слышь, какой-то чародей жил: нигде ни кустика, а он в балке дубы вырастил. И теперь – лес шумит, деревья гнутся, а ночка темная была, – неожиданно запел шофер.

Иван Евдокимович, подмигнув Акиму Мореву, проговорил:

– Веселый парень Федор Иванович. С ним, вижу, не пропадешь.

– Со мной? Ни в жисть.

А кругом стелились степи – золотисто-рыжие, местами укрытые серебристым отцветшим ковылем. Он, словно приветствуя путников, махал миллиардами седых кудерек.

– Шо за черт, – вдруг вырвалось у шофера. – Два часа едем, километров сто оторвали… а в конце-то концов… Может, Разлом перенесли на другое место… или ту же Анату?

Только тут впервые Иван Евдокимович тревожно посмотрел на степь и проговорил:

– Вы, голубчик, опять на Черные земли подались.

– Это отчего? – возразил шофер. – Я-то уж знаю да перезнаю Черные земли.

– А вот и не знаете: облик Сарпинских степей один, как, например, ваш, облик Черных земель другой, как, например, мой. Не перепутаешь же нас с вами, если знаешь. Постой-ка. – Академик выбрался из машины, посмотрел во все стороны и с досадой произнес: – Вы несетесь на Астрахань. Я вам сказал: «Бери левее», – то есть на северо-запад… На закат солнца. А вас потащило на юг.

– На ветер, Иван Евдокимович, – виновато запротестовал шофер. – Вы сказали левее, а ветер дул оттуда, и я поехал на него. Ковыль кланяется мне – ну, я на его поклоны…

– На ветер? Надо же придумать. Да он тут в эту пору то и дело меняет направление. Разворачивайтесь и давайте резко на север. Кстати… вовсе, конечно, не кстати… солнышко закатывается. Держите на него… Попадем на Анату, а оттуда свернем влево – на Разлом.

– Есть на солнышко, попадем на Анату, а потом влево, на Разлом! – делая вид, что он вовсе не унывает, прокричал, разворачивая машину, Федор Иванович, а Иван Евдокимович раздраженно пробубнил:

– Кстати… некстати. Ночь застанет, и будем сидеть, как суслики у норы!

Аким Морев молчал: в данном случае он ничего путного посоветовать не мог, ему все время казалось, что едут правильно, а земли вокруг так много, что, вероятно, ее до сих пор никто не измерил.

«И, наверное, много ее ничейной. Лежит матушка-земля и лежит. Растут на ней травы, ну и пусть растут. Да, здесь будет край изобилия… если… если дать воду» – так, думая о своем, он меньше всего обращал внимание на то, куда едут, как едут. Одно беспокоило его: они со времени выезда из Москвы путешествуют уже десятый день. Пора бы и в Приволжск. Ведь там известно, что академик и Аким Морев давным-давно покинули Москву. Вероятно, ждут и, пожалуй, тревожатся. Хотя что ж, Аким Морев перед выездом попросил у Муратова разрешение на такую поездку.