(«Мама! Мама! Мама! Забери меня отсюда!») – мальчишка закрыл глаза, поддался панике и приготовился бежать, но вовремя осознал, что невесть откуда появившаяся чаща будто манит его, даже не давая подумать о выходе на дорогу, чтобы, сверкая пятками, умчаться домой.
Накатили слёзы. Не от страха – так действовало давление ловушки, в которую угодил Слава. Окружающее пространство стало нависать над ним и давить, приглушая любые человеческие рефлексы. И это хорошо удавалось – мама оставалась последней надеждой Славы на то, чтобы, как минимум, не сойти с ума. Но вряд ли хозяйка Елисеева могла услышать истеричные мольбы сына.
Восьмёрка дорогого велосипеда перестала волновать 11-тилетнего мальчугана, прижавшегося к земле, рядом с костями. Его не волновала даже вонь, исходившая от тела, хотя от подобного запаха запросто бы слез кожный покров у любого человека. Одурманенный Слава катался по траве в позе эмбриона, обхватив собственную голову. Изо рта вылетали всё те же 4 буквы. Шестое чувство подсказывало: «Ты в западне! Возьми себя в руки и выметайся, пока есть шанс!». Но голос разума заглушали помехи потустороннего «купола», которым накрыло велосипедиста.
Слава ощущал, как уплотняется воздух, как невидимые тиски давят его. Закрадывалось ощущение, что чьи-то руки (скорее, плети) опутывают, чтобы переместить туда, откуда, вероятно, прибыла сожжённая собака. И вряд ли ему готовили более добрую участь. Голова при этом раскалывалась. Истошный крик – единственное, что он попробовал сделать, но только наглотался костного порошка. Какая-то энергия приближалась к нему. Энергия, в миллионы раз превосходящая людскую. И крики здесь были бессильны.
– Славик? Ты там уснул, что ли? – до Женьки наконец-то дошло, что не слышен треск коробки передач. – А, Слав?
Он остановился. Позади, на пыльной колее, виднелись лишь его следы. Похоже, друг дал фору примерно в 100-150 шагов.
– Странно… – тихо проговорил Женька и развернул велосипед. – Слав, куда ты делся, чтоб тебя?
«Десна» медленно покатилась в обратном направлении, наездник по-прежнему шёл рядом. Ничего подозрительного не бросалось в глаза: дорога, с одной стороны – поле, с другой – посадки. Следы велосипеда и кед так и не думали появляться.
(Не мог же я так далеко зайти? Его велик постоянно трещал, бред!)
Когда пульс Женьки начал учащаться из-за набросившейся тревоги за друга, он обнаружил под одной из берёз тот самый «KROSS» со свежей «восьмёркой» на переднем колесе. Теперь сердце было готово прорвать рубашку.
Слава часто влипал в переделки, и Женьке не раз приходилось выручать нерадивого товарища. Он мог бесконечно загибать пальцы, вспоминая случаи с порезами забором-колючкой, стычки с деревенскими пацанами (по вине угадайте кого) и вылазки на кукурузное поле, когда обоим грозил учёт в детской комнате милиции. Этот – исключение. Да, Славик умудрился разбить дорогущий велосипед почти на ровном месте, но исчезновения в стиле Копперфильда – точно не его конёк.
(Велик он бы в жизни не бросил. Только через собственный труп!) – эта мысль слегка встряхнула Евгения, он ещё не подозревал, что она могла оказаться правдой.
– Покажись, толстый шутник! – произнёс он дрожащим голосом. Нет, нерв не сработал, хотя первый раз в жизни хотелось услышать фразу в духе «Ты чё сказал, баклан?!».
Женька бросил «Десну» и уселся около дороги. Он просто смотрел в одну точку. Безысходность.
