Волк среди волков - страница 65

– Арестовать мерзавцев! – прокричал он.

– За что?

– За то, что нарушили договор.

– Но ведь вы не заключали никакого договора, не так ли?

– Заключил! Устный!

– Они будут отпираться. Есть у вас свидетели? Хозяин конторы по найму едва ли подтвердит ваши показания, не правда ли?

– Конечно нет. Но тот человек, первый жнец, обжулил меня на тридцать долларов!

– Этого вы мне не говорили – ясно? – тихо сказал комиссар.

– Что?!

– Есть у вас свидетельство из банка о законном приобретении валюты? Имели вы право ее купить? Имели вы право отдавать ее в другие руки?

Ротмистр сидел бледный, жевал губами. Так вот какую помощь оказывает ему государство! Он стал жертвой обмана, и ему же еще грозят! Все приобретают валюту вместо дрянных бумажек – он готов поспорить, что у этого серого человека тоже найдется немного валюты в карманах!

– Примиритесь с тем, что этот человек сбежал, господин фон Праквиц, урезонивал комиссар. – Какая вам будет польза, если мы его поймаем и засадим? Денег ваших при нем не окажется, и найти людей это вам не поможет! У нас таких случаев без конца – что ни день, что ни час. Мы каждый день составляем списки на поимку во-о-о-т такой длины… Нет смысла, поверьте вы мне! – И вдруг очень услужливо: – Разумеется, если вы желаете, мы можем возбудить дело о деньгах за билет… Вы нам подаете жалобу, я прилагаю протокол…

Фон Праквиц повел плечом. Наконец он заговорил:

– А у меня тем временем гниет на корню урожай. Вы понимаете, хлеб, море хлеба! Хлеба вдосталь на сотни ртов! Я дал ему валюту не ради собственного моего удовольствия, а потому, что никак не достать людей…

– Да, конечно, – сказал тот. – Я вас понимаю. Так что дела возбуждать не будем. На Силезском вокзале толчется множество посредников, людей вы несомненно достанете. Только ничего не платите вперед. Никому. Посреднику тоже.

– Отлично, – сказал ротмистр. – Значит, попытаюсь еще раз.

Длинноносый вор у соседнего стола заплакал. У него был отталкивающий вид, плакал он явно потому лишь, что не мог придумать, что еще соврать.

– Итак, благодарю вас, – сказал фон Праквиц почти против воли. И вдруг вполголоса, почти приятельски, как товарищу по несчастью: – Что вы скажете… Как вам все это нравится? – Он неопределенно повел рукой.

Тот поднял плечи и снова безнадежно их опустил. Начал было, помялся и, наконец, сказал:

– С двенадцати дня доллар стоит семьсот шестьдесят тысяч. Что делать людям? Голод не радость.

Ротмистр так же безнадежно повел плечом и безмолвно направился к выходу.

Бывают часы в жизни человека, даже деятельного, когда он, остановившись на распутье, подавленный чувством своего бессилия, опускает руки. Не противясь, даже не помышляя о сопротивлении, он дает себя нести, толкать, он и голову не втянет в плечи под грозящим ударом. Плыви же по волнам, человек, ты – листок, подхваченный рекою жизни! Быстро несет она тебя под нависшим краем подмытого берега, гонит в тихую заводь; но вот подхватывает тебя новый водоворот, и ничего тебе не остается, как закружиться в нем, и вновь тебя несет – к гибели, к новому ли кружению, – разве ты знаешь?

Петра Ледиг, когда ее полуголую выгнали из дому, могла двумя словами унять разыгравшуюся на кухне бурю – не так уж скверно оборачивалось дело, ей только бы заговорить. Слова все меняют, они стачивают острые края, глядишь, и все уже улеглось – в чем, собственно, дело? Улеглось бы и тут, если бы не это застывшее молчание, за которым одинаково могло скрываться высокомерие и отчаянье, голод и презрение.