– Что же плохого в сказках? Мы все на них росли.
– Обычно сказки не разрушают семьи.
Классы просматривают на Леонидаса, шепчутся. Отец Николай миролюбиво поднимает ладони.
– Некоторые решения близких людей тяжело принять, – говорит он, – но, возможно, для них так лучше. На всё воля Божья.
– Послушайте, вы… – огрызается Леонидас. – Идите, забивайте головы кому-нибудь ещё!
Валентин черствеет лицом, но его дед спокоен. Отец Николай поправляет очки, которые вновь съехали на кончик носа, и приглашает классы внутрь барака. Леонидасу остаётся последовать за ними.
Я улучаю момент и ухожу по сухим островкам – промеж могильных плит, за ржавую поросль затопленных берёз.
Воздух насыщается влагой – плотнеет, тяжелеет, как мокрая губка. Звуки гаснут, смолкают птицы.
Безмолвие, безветрие, солнце.
Что здесь искала Вероника Игоревна? Уж явно не смирения. Люди, которые сжигают уведомления коллекторских агентств, ищут чего-то другого.
Впереди показывается синяя табличка с названием инсталляции.
Памяти жертвам репрессий
Василий И. Романов
«Больше никогда…»
Слева и справа мелькают чёрно-белые лица: профиль и анфас, профиль и анфас. В нижней части снимков напечатаны короткие биографии, они кончаются одними теми же словами: «Расстрелян».
«Расстрелян».
«Расстрелян».
Что-то останавливает меня у очередной плиты.
Новосёлова Татьяна Антоновна
Род. в 1896 году в селе Бадоево близ г. Омска
Одна из первых русских женщин-радиологов. Занималась радиометрической съёмкой в Алтайской губернии и проблемой радиоактивного распада в природных источниках минеральных вод.
Расстреляна в 1929.
На фото застыла некрасивая, полноватая женщина. По серой щеке ползёт улитка, и в целом выглядит Татьяна Антоновна так, будто прожила не тридцать с небольшим, а лет пятьдесят – будто слишком много невзгод цепями проволочились по её лицу.
К ней Вероника Игоревна приходила? Из-за радиологии? Как идут на могилу кумира?
Я не уверен, что Вероника Игоревна любила Диану, но химию-физику Фролкова-старшая обожала стопудово. У них дома всегда, будто сталагмиты, нарастали пачки научных журналов, упаковки пробирок, мешалок и тому подобная красота. Спорю, не пройдёт и пары месяцев, как Вероника Игоревна снова будет впихивать в молодые, неокрепшие умы всю таблицу Менделеева с лантаноидами, актиноидами, супер-пуперактиноидами…
Пока Диана прячется в каморке.
Я вспоминаю заклеенный выключатель, и меня пробирает дрожь. Может, мы уже и не дружим, и Диана больше раздражает, чем умиляет, но хотелось, чтобы у неё такого в жизни не было.
Только как тут поможешь? Деньгами? Диана и кошелёк всучит обратно, она для этого слишком гордая.
Отыскать её маму? Но я же не полицейский. Да, я нашёл Диану, но та и не особо пряталась. Да и что мне известно о Веронике Игоревне? Гимназия, вокзал. Пустынь. Электив. Расстрелянная женщина-кумир из начала XX века.
Из начала XX века и Омска.
Ом-м-м-ска
О-ом-мс-ск-ка.
Это одинокое слово повисает в голове, звенит колоколом. Кажется, оно вот-вот наведёт на другую ассоциацию или мысль, но тут я локтем задеваю что-то мокрое.
Прекрасно, бурое пятно на моем боку выросло до теннисного мяча.
Наверное, раны от топоров зашивают. Наверное, обрабатывают лучше «хлоргексидина», которым чистят ванны и стекла.
Я оглядываюсь в полураздражении-полупанике, не заметил ли кто конфуза, и – всё не слава Богу – вижу Леонидаса. Он идёт ко мне широким шагом, засунув руки в карманы куртки. Какой-то рок-певец, а не классный руководитель.
