– Ты на самом деле ходила к отцу Николаю?
Диана лезет в карман джинсов, достаёт синий комочек бахил и, прищурившись, поднимает повыше.
– Ну так надень их, – с неожиданной для себя злостью говорю я, – и возвращайся туда.
– В реанимацию. Не. Пускают.
– По чьей вине?
– Чел, пожалуйста…
– Че «пожалуйста»? Че?
Мы с вызовом смотрим друг на друга. На секунду кажется, что она расплачется, но затем Диана встаёт. Тонкие губы сжимаются в ниточку.
– Мне уйти?
Часть меня мечтает сказать «делай че хочешь», но я знаю: тогда Диана уйдёт насовсем, и лучше никому не будет.
Обречённо постонав, я убираю сотовый в карман, хватаю Диану и тащу в комнату, к ноутбуку.
– Чего? – Она вертится туда-сюда, растерянно оглядывается.
Я поворачиваю её голову к мерцающему в темноте экрану и тыкаю в него указательным пальцем – так сильно, что подушечка пальца немеет, а ноут отклоняется назад и с лёгким стуком возвращается в вертикальное положение. Диана морщится.
– А это, – я грохаю на стол раскуроченную коробку с индийским слоном, – десерт от моего бати. Наслаждайся.
Я жду, пока Диана не прочитает первые строчки статьи, и с истошно бьющимся сердцем выхожу в коридор.
Кучка «имени Вероники Игоревны» никуда не делась. Кучка ненужных вещей, которые словно бы пытаются что-то сказать, но не могут.
Желудок в очередной раз булькает и присасывается к позвоночнику.
Я с лязгом, с досадой захлопываю входную дверь, топаю на кухню. Ревизия запасов приводит к неутешительным итогам: шесть банок тихоокеанской консервированной макрели, пакет жёлтого полосатика и нескончаемая коробка шоколадных батончиков «Сникерс».
Покачав в руке увесистую макрель, я запендюриваю её обратно в ледник под подоконником. Плескаю в сковородку растительного масла сантиметра на два и ставлю её на плиту. В кастрюльке замешиваю блинную смесь, вываливаю в ней батончик. Масло вовсю шкварчит, плюётся, я накрываю сковородку и убавляю газ. Синеватое пламя облизывает чугунные бока и уносит меня куда-то в Афган, а из него – к статье об анонимных исследованиях и к садо-мазо фотографиям.
В чем связь?
В самой Веронике Игоревне, которая вмещает в себя эти слои, подобно бесконечной, непостижимой вселенной?
Телефон в кармане кукарекает.
Чувствуя невнятную тревогу, я проглядываю меланхолическое сообщение Валентина и покрываю смесью ещё три сникерса. Вилкой опускаю батончики в масло и жду, когда мои жертвы обжарятся до золотистой корочки. По кухне расползается душный, сладкий аромат выпечки. Я вытаскиваю пирожки по одному, гордо оглядываю и обсыпаю сахаром.
– Скучала по этому, – доносится из-за спины голос Дианы.
От неожиданности батончик выскальзывает из моих рук, с тяжёлым стуком таранит блюдце и плюхается на светло-бирюзовую скатерть.
Отлично. Отлично! Ещё одно жирное пятно на моей репутации. Что бы я без него делал?..
– Блин!.. Обязательно говорить под руку?
Диана – куртку она сняла и осталась в камуфляжных штанах и футболке с кровавым осьминогом – виновато улыбается и пинает новенький линолеум «под дерево».
– Бывает и хуже.
– Да ладно? – Я запихиваю пирожки в ледник. В лицо пыхает холодом и запахом мёрзлой рыбы. – Хуже, чем анонимные исследования на миллион рупий? Хуже, чем плётки-наручники? Хуже, чем избиение человека до реанимации?
Диана опускает взгляд, складывает руки на груди. Сердито качая головой, я достаю остуженные пирожки, стукаю тарелкой о стол и хватаю один. Разгрызаю. Зубы ломит, язык сковывает морозом и сладостью.
