Волки и шакалы - страница 3
– Доски для лодки я привез, так что собрать и просмолить недолго, – сказал Александр.
– Это хорошо, скоро утка пойдет – самая охота.
– Сейчас Никита протопит баню, напаритесь с дороги.
Селяне не только помогли отстроиться, но и дали в хозяйство поросят, кур, а дед Широкий дал молодую телку. Александр посадил сад, виноградник, поставил амбары для скота. Вскоре родился первенец, которого назвали Павел – по деду.
На следующий год. Ранняя весна. Предгорья Кавказа. Весеннее солнце нагрело ледяные вершины гор, и многочисленные ручьи устремились в Терек, который с грохотом понес свои воды через равнину в Каспийское море. Обмелевшая река, которую летом местами лошади переходили вброд, стала неприступной, полноводной. Мутные воды легко ворочали крупные камни, вырвали с корнем деревья.
Вдоль реки по левому берегу, скрываясь в камышах, по протоптанной зверьем тропе шел молодой человек – горец, ведя в поводу навьюченную лошадь, в седле которой, держась тонкой рукой за луку, сидела закутанная в черные одежды молодая женщина, следом бежало два десятка овец, подгоняемых двумя крупными лохматыми собаками-волкодавами с обрезанными ушами и кожаными ошейниками со стальными шипами. Они внимательно следили за стадом, подгоняя отставших покусыванием за задние ноги, время от времени одна из них, почуяв добычу, убегала на охоту.
Одет был молодой человек по-зимнему: большая лохматая шапка-папаха, длинная бурка из плотной шерсти, черная, с газырями рубаха, такие же брюки, заправленные в сапоги с толстой подошвой, но без каблука, подпоясан широким ремнем с серебряными бляшками. На ремне в украшенных серебром ножнах справа кинжал с рукояткой из кожи с серебряным навершием, с левой стороны кобура с выглядывающей рукоятью пистолета. Чуть удлиненное лицо, обрамленное густой черной бородой, губы плотно сжаты, нос горбинкой, настороженные черные глаза с тревогой смотрят на противоположный берег.
Уздечка лошади также украшена серебряными бляхами. Справа, прикрепленный к седлу, в самодельной кожаной кобуре обрез винтовки с поцарапанным ложем, вдоль левого бока лошади привязано кремневое ружье с толстым стволом, через круп переброшены две переметные сумы, сшитые из старых потертых ковров. Свободные одежды надежно скрывают фигурку женщины, но черные глаза с густыми ресницами и дугами бровей, сросшихся на переносице, смотрят с любовью в спину спутника. Из-под платья в стременах черевички, украшенные бисером. По всему было видно, что она сильно устала – глаза изредка закрывались и тело подавалось вперед, потом встряхивалась и вновь выпрямляла спину.
Ахмед Азагоев – так звали горца – был чеченцем. Молодой человек вторые сутки уходил от погони. В одном из соседних аулов встретил он девушку и полюбил ее, но она уже была обещана её отцом другому. Отец Ахмеда был небедным человеком, но, несмотря на все переговоры, получил отказ, и тогда молодой человек решился на похищение. Он понимал, что родственники девушки вправе убить его. Отец не одобрил его решения, он выделил ему немного денег, овец, самого необходимого в дорогу, посоветовал уходить к морю по левой стороне Терека, обходя казачьи станицы, потом прилюдно отказался от сына, сберегая этим род от гнева родственников невесты.
Встретившись в очередной раз с Патимат, которая была также не равнодушна к красивому молодому человеку, он уговорил ее уехать с ним. Бежали они вечером, когда все уснули, ночью перешли Терек, который уже на глазах наливался мощью. Утро встретило туманом, брызгами разбушевавшейся реки. Водная преграда создала непроходимую преграду для возможной погони. Беглецы двигались медленно, далеко обходя казачьи станицы. Хотя война и революция выкосили мужское население селений, все равно горцу можно было ожидать пулю в спину. Миновали Шелковскую, дальше пошли менее обжитые места, камыши все чаще поднимали свои кисточки, скрывая с головой всадника в седле, все чаще приходилось идти по щиколотку в воде. Попадались и мелкие речушки, тогда приходилось долго искать брод. Встречались стада диких свиней, разрывающих землю в поисках сладких молодых корешков камыша – пикулей, они неохотно уступали дорогу путникам. Тогда Ахмед доставал из кобуры обрез винтовки и был настороже: хозяин стада, обычно крупный секач, мог и напасть, защищая свой гарем. Собаки глухо рычали, закрывая своими телами человека. Но обходилось – видимо, у них еще не настал брачный период. Попадались и деревни староверов – они никого не признавали, их дворы встречали свирепым лаем собак и наглухо закрытыми воротами. В обед, когда солнце поднялось в зенит, Ахмед завел лошадь в густые заросли и, найдя полянку, снял с лошади невесту, ослабил подпругу, подвесил на морду торбу с зерном, потом расстелил на траве бурку, достал из переметных сум коврики для молитвы и вместе с Патимат обратился к Аллаху, прося милости за свой поступок. Быстро пообедав сушеным мясом и сыром, через полчаса вновь двинулись в путь. К вечеру заросли камыша сгустились до того, что по тропе мог пройти только один человек, под ногами также чавкала вода. Сапоги давно уже промокли и весили по пуду каждый. Горец надеялся найти хоть какую-нибудь прогалину для отдыха. Наконец он остановил свой маленький караван, достал острый кинжал, начал вырубать вокруг камыш, складывая его в центр, вскоре образовался мощный настил. Ахмед снял Патимат с лошади, расседлал уставшее животное, снял потник и расстелил его поверх камышового настила, женщина тем временем разложила нехитрую еду на расстеленном белом полотенце.