– Долго тут рассусоливать будешь? – сердито буркнул за моей спиной Иван Павлович. – Как на девку пялишься… Мойся давай – и иди уже!
Я не стал спорить: открутил кран, сполоснул лицо, осторожно пощупал нос – кажется, не сломан – и даже кое-как привел в порядок одежду. Эти нехитрые операции не только окончательно привели меня в чувство, но и позволили хоть немного выдохнуть и подумать…
Нет – подумать как раз таки не получилось, хоть я и отчаянно пытался. Вопросы с жужжанием роились в голове, и с каждым мгновением их количество увеличивалось примерно вдвое. Даже срочных и самых-самых важных оказалось столько, что они принялись расталкивать друг друга, буквально встали колом где-то между ушей – и только вяло трепыхались, пока меня в конце концов не вытолкали из уборной, так и не дав как следует оттереть мокрой ладонью брюки.
– Вот, держи свое богатство.
Иван Павлович протянул мне изрядно помятую синюю фуражку и портфель, примерно такой же, как тот, что прошелся по моим ребрам. Видимо, подобрал где-то неподалеку, пока я мылся.
Там, где их обронил этот самый… Волков.
– Чего смотришь? Ступай уже домой.
– Домой?.. – переспросил я.
– Ты что, головой ударился? – Иван Павлович озабоченно нахмурился, но тут же ухмыльнулся и погрозил мне пальцем. – Паясничать вздумал? Так я тебя быстро отучу.
Вот тебе и воспитатель-наставник. Помощи тут точно не дождешься – да и не очень-то и надо!
Я уже успел сообразить, что если этот старый хрен кому-то и сочувствовал, то только себе – за необходимость возиться с бестолковыми гимназистами. Впрочем, лишние расспросы вряд ли принесли бы хоть какую-то пользу, а вот вред – запросто. Я пока еще понятия не имел, что собираюсь делать, но уж точно не собирался жаловаться на потерю памяти и закончить сегодняшний вечер в больнице для умалишенных.
Ничего, как-нибудь разберусь.
Спускаясь по лестнице, я изучил содержимое собственных карманов. Улов оказалось невелик: перочинный нож, пара позеленевших латунных ключей на проволоке, несколько медных монет, одна серебряная и крохотный черный переплет. Мягкий, «под кожу».
Паспорт. Точнее, паспортная книжка, судя по надписи под обложкой. Без фотографии, зато имя знакомое, видимо мое… теперь. Волков Владимир Петрович. В графе «Звание» – вполне ожидаемое «гимназист» с номером учебного заведения. А вот дальше…
Нет, я уже успел сообразить, что дело нечисто, хотя бы по знакомому, но непривычному языку с обилием ятей и еров на концах слов. И все равно никак не мог поверить, пока не добрался до строчки «Время рождения».
14 января 1892 года.
Приехали. Что я там говорил, пока чертил письмена на столе? Месяц, от силы полтора?
Ну-ну.
– Дай пройти! Встал тут, как этот самый…
Похожая на сердитый шарик бабуся с авоськой оттеснила меня богатырским плечом и с видом победителя плюхнулась на скамейку у окна. Мест в трамвае оставалось еще с дюжину, но ей почему-то хотелось занять именно это.
Да и пожалуйста – у меня определенно хватало проблем и без всяких там старых… перечниц.
Впрочем, время в их число явно не входило: его-то как раз имелось предостаточно. Каким бы корявым на поверку ни оказался мой ритуал, сработал он крепко – и до беды, которую притащил с собой шеф, теперь уже было лет сто, не меньше. Так что я не придумал ничего умнее, чем отправиться домой – ну то есть по адресу, указанному в паспортной книжке. До революции за пропиской в Петербурге следили строже некуда, так что вряд ли я… то есть Володя Волков, мог жить где-то еще.
