Вольная птица - страница 2
Когда лик полной луны идёт на убыль, словно лицо, приближающееся к старости, им овладевает смутное и мучительное беспокойство.
Всплывающие из глубин его забытого прошлого воспоминания, смешиваются с нисходящим на него потоком воображения, словно сливаются струи разной окраски и прозрачности. Он не спит и не бодрствует, и в междуяви его полусна, он усиленно ищет мысленный образ, который бы успокоил его растревоженные чувства. Он один в палате. Его мировая известность сделала его положение в больнице на правах вип-персоны. Тут же стоит мольберт с натянутым холстом, рядом лежит уголь и краски.
Алексей живёт своими ощущениями, жадно впитывая их из чаши боли и счастья, граница которых постоянно меняет свою локацию. Увлекаясь своими фантазиями, он часто забывает о своём теле и нередко принимает пищу только после неумолимых настояний медперсонала. Всё что у него есть – это холст и палитра. А больше ничего в жизни ему и не нужно.
Алексей встал с кровати и медленными шагами подошёл к холсту. Некоторое время он стоял в задумчивости, как будто хотел разглядеть на белом полотне, освещённом луной какой-то фантазм. Наконец, он взял в руки уголь и стал наносить короткие, уверенные линии. Выполнив задуманное, он устало повалился на постель. Через пять минут он спал как ребёнок. На холсте появилась комната, задвинутая тяжёлыми портьерами, полки, уставленные предметами культа, и женщина, лежащая лицом вниз на широкой кровати с коваными перилами. На заднем плане виднелся затенённый образ, опускавший занавес, с окровавленным шилом в руке.
Глава 4.
Утро в городе дышало мокрым асфальтом от поливальных машин. Спальный район выпустил из своей бетонной утробы трудовой люд, который в заводах и офисах занял места в пищевой цепочке товарно-денежного оборота. Во дворах, отдалённых от потока машин и трамваев стояла тишина.
Отмели своё время дворники, стерев с дорог и тротуаров следы ночных оргий и куража, сгрузив объекты своего негодования в мусорные баки.
По узкой дворовой дороге именно к ним направлялась, толкая перед собой скрипящую, рваную и видавшую виды коляску, обычная для таких мест парочка.
Катя и Женя были из тех, кого называли бомжами, хотя сами они отнюдь не именовали так свою социальную страту.
Относить себя к гильдии неприкасаемых совершенно несвойственно природе человеческой психики.
Когда-то Женя был слесарем на заводе, с довольно неплохим для своих земляков из Рязанской области заработком, откуда он приехал в северную столицу на поиски лучшей жизни. Но слабость к зелёному змию, усугублённая семейной драмой, лишила его возможности нормальной работы и съёмного жилья, которое он сменил на ночлежку для бездомных.
Теперь он называл себя «вольным» и «жил как хотел». Свобода эта, в общем-то, сводилась к ежедневному поиску пропитания и тех денежных крох, на которые можно было по нужному адресу купить заветную жидкость в пластиковой бутылке, именуемой в их среде «водкой».
Для Кати и Жени в этот утренний час наступило время промысла.
Вожделенным объектом поиска этой парочки были алюминиевые банки, за которыми они и следовали к мусорным бакам. Ловко орудуя лыжной палкой, Женя насаживал улов на остриё, а Катя утрамбовывала добычу в пакеты.
Внимание Жени привлёк предмет, лежащий в контейнере, к их промыслу не относящийся. С любопытством примеряя его к руке, Женя разглядывал сапожное шило, сделанное каким-то кустарным мастером по заказу. В свою бытность слесарем, Женя знал толк в холодном оружии и сам изготавливал на продажу по-тихому ножи и даже не забыл ещё марки стали. Изделие было явно не конвейерного производства. На деревянной ручке имелась пальцевая насечка. Женя положил находку в карман, и труженики продолжили свои изыскания.